Голуби манку клюют с клочка
тиражированных зуботычин,
нечленораздельно выплеснутых
прямо из вышиванки.
Главный редактор подобных газет
всегда магаданоцентричен,
но это никак отразиться не может
на качестве кислой манки.
Завтра столпится пернатая рать
на клочьях 'Донбасской правды' -
и будет довольна... Ей что -
бу-бу-бу: вагонетки - так вагонетки,
мова - так мова, и если кобзарь
действительно богоравный,
шире не станут квадраты земной
координатной сетки.

Нынешние богоравные
шлют мне за номером номер
громкой газеты, читаемой разве что
по приговору суда.
Тут бы успеть манки купить
в закрывающемся гастрономе,
а не вникать, с кем у них там
языковая вражда.
Птичий табун из разных пород
на верхнем окне пригрелся.
Мирно воркуют на эсперанто.
О, если бы мы так жили!
Ах ты ж, мой город с Лыбедью
и Царским селом без рельсов,
мать твоя - тучная Хмара,
отец твой - Саакашвили...

Когда этот город оканчивался
огнями Рыбальской гавани,
мама перепевала мне
Сенчину или Герман -
и все, кто совался с политикой,
двумя большими фингалами
уматывали освещать
сортиры и свинофермы.
Ещё на остаточных волнах
немыслимой той подпитки
живётся и пишется мне,
и нет надёжней оплота.
Учитывая такое,
угадайте с первой попытки,
кто мне важнее - мама
или Мовчан с Голотой.

Пусть багровеет накачанный водкой
мутагенный томат,
если его сотворила
и надкусила кровавая Поппинс.
Я собираю плоды,
хоть мог бы собрать компромат
на всех, у кого в локтях и лаптях
сломалась команда 'опомнись!'.
А если устанет размахивать
ортопедическим посохом
синьор Помидор-самодур
и счета за враньё мне предъявит,
пускай отдаёт машину -
и я на ней аки по суху
со связанными ногами
уматываю в Рейкьявик.