Девушка и обезьянка сидят на шаре, учат венгерский – самоучитель Проппа, для чего тебе эти хожденья по мукам, по черствому циферблату, он говорил – так стань королевою чардаша, как стара Европа, некуда ставить пробу, негде пришить заплату. И она конечно же верила – стыки и фрикативы, смычка деревни с городом, молота с наковальней, вот вы проходите первый круг и встречаете на пути вы тех, кто вернулся оттуда и в комнате самой дальней пишет свою историю – дескать, луна светила, есть и такие пропасти, где не свернуть направо. Вот Пикассо (голубой период), вот ангелы и светила, вот расступается море – удобная переправа. И она конечно же верила, думала: «Я могу танцевать на шаре, мешать окружающему движению, броуновским потугам, в этой картинной небрежности солнце моргает каре, и твои рассказы о чардаше пролетят над ухом – не оставляй меня здесь с обезьянкою на съедение сенбернарам. Нет, сенбернары добры и людей спасают в завалах. Тогда на съеденье себе – изойду ведь прозрачным паром с блюда жаренных отбивных в музейных и тронных залах». Девушка и обезьянка ищут коллизию – вот они, поросята, с ними болтать по-венгерски одно удовольствие, практика здесь бесценна, он говорил – ну стань королевою чардаша, ты ведь правда не виновата, художница в красных носках на кухне покажется Авиценной – еще бутылка какого-то, этих материй горних касаться кистью своей наверное дерзновенно. А сколько ты знаешь слов, а сколько в них зол (не в укор), в них что-то такое жидкое, что пропадет безвенно.