Клубились облака, багульником пропахнув… Внизу остывших звёзд рассветная река с хвоинками лучи несла, перемешав их в смолистой тишине под именем «тайга». Настой слегка парил, таинственным туманом окутывал стволы, струился в бурелом и снова вытекал на терпкие поляны, переливаясь в день полузабытым сном. Что снилось в эту ночь? Сейчас никто не вспомнит. Ни ветер, ни трава, омытая росой… Ворочался в кустах голодный уголовник, бежавший с каторги заросшею тропой. А вдалеке острог своими кандалами вызванивал набат встревоженной тоски: звон поднимался вверх прозрачными кругами и, подняв бороды, крестились мужики. Суровый старовер искал привычно правду… Ждал путника лабаз… Чум разбирал тунгус… Дремучее вчера, обычное, как завтра, тащило на себе сегодняшнего груз. Никто не угрожал ни богу и ни чёрту, и не смотрел никто на тайнопись лучей, и только чуткий зверь, задрав к светилу морду, зачем-то отползал к убежищу ветвей. Но в этот самый миг, топорщась визгом «поз-з-з-здно!!!», не этот, не земной, сломался горизонт, обрушился на лес, и ветром смяло воздух, расплёскивая ил небытия болот. Ставало звуком всё: растенья, звери, гады… Упругость вещества в мгновение забыв, пульсировал рассвет безумной канонадой и впитывал в себя за взрывом новый взрыв. Бесплотным эхом люд чеканил мат по-русски, от мудрых стариков до глупой детворы, а гром твердел, твердел и собирался в сгустки – заоблачным огнём пылавшие шары. Они катились вдаль по рыжей пашне неба. Но вот один из них остановился вдруг и в сторону свернул, изменчивостью бега пытаясь проскользнуть в протянутости рук. Что снилось перед тем? Уже забыл народ наш. В забывчивость людей, в забвенье изб и пихт, с размаху, не шутя, ударил свет наотмашь, витки соединив схлестнувшихся орбит. И разметав себя по камням, ветвям, нервам, грядущих катастроф, прозрений и погонь раскалывалась высь, из недр своих извергнув к подземному огню прорвавшийся огонь. На много вёрст окрест разбушевалось пламя. Гудело в облаках. Вставало в полный рост. Планету раскалив, к нам возвращалась память, родившихся из тьмы, живыми ставших, звёзд. Однако, боже мой, как это было больно!.. Корявые тела, пытаясь пламя сбить, катались по земле, давились дымом хвойным, из пряжи дней скрутив обугленную нить. Казалось, жизнь ушла из чёрных оболочек золою ставших шкур, коры былых стволов… Но долго над Землёй в расплаве белой ночи плыл удивлённый гул невнятных голосов.
|