-1-
ему за тридцать. жена-красавица. сыну к школе  
готовиться надо – осенью в первый класс.  
дурачится сын. хохочет папа, аж в горле колет.
что сын захочет, всё ему папа даст.

успешный бизнес, машина (хаммер), квартира, дача,
умом и трудом добился, живи – не хочу:
трудись, помогай другим, планируй, что дальше.
вот только горло. надо сходить к врачу.

ему за тридцать. жена - уставшая. сыну восемь.
любящий муж - и почти бесполезный отец.
заброшен бизнес, и продан хаммер, и все, что просит
сын, чтобы папа - был, говорил «молодец».

смертельный диагноз. надежда. лисод. израиль. надежда.
вставал, разговаривал, кушал… затем обострение – и повторно.
стамбул. феофания. химия. результат: состояние - между.
морфий. киевский хоспис. рак горла.
 02.05.10

-2-
вот и весна. дотерпелся. дожил.
всё понимаю и мыслю трезво.
мама моя понимает тоже…
я бы сказал, да язык отрезан.

пальцем грожу из последних сил:
мама, не плачь. я тебя просил.
 02.05.10

-3-
я все думаю, думаю, думаю о тебе,  
о жене и о сыне, но больше всего – о маме.  
сколько вынести может больших человечьих бед  
это синее небо, висящее над домами?  

как рожденная заново, в эту весну вхожу,  
согревает, но с каждым лучом все сильнее гложет:  
как же так – зацветает сирень, суетится жук,  
я могу любоваться, а ты – не встаёшь, не можешь.  

я могу строить планы, надеяться, выбирать,  
что мне съесть на обед – солёное или сладкое,  
говорить могу, а тебе - согревать кровать,
отвечать на вопрос каракулями в тетрадке,

и еду получать через трубочку в животе…  
это страшно, Андрюха, ужасно несправедливо.  
даже если ты нужен был там… на высотах тех…  
почему ради сына спасение не продлили?  

говорю, говорю, говорю с тобой, говорю,  
о весне и о жизни, но больше всего – о смерти.
я боюсь и представить, что знаю, когда умру…
ты все знаешь. ты мужественный. только надо верить,  

и я верую: жизнь на земле - это первый шаг,  
это школа, Андрюха (да мы и живем наскоком!),
и что тело твое – это правда всего лишь кокон,  
где для бОльшего крылья растила твоя душа.  
 05.05.10/11.05.10  
 


-4-
иду. шесть роз велюрових несу.
немеют пальцы. чешутся уколы.
у нас есть лес и кладбище в лесу.
от дома до него подать рукою,
как выяснилось. прямо через лес -
такой живой, щебечущий, весенний…
ты видишь всё, я думаю, с небес.
прости. до встречи после Воскресенья.
 11.05.10  


-5-
был невысокий, но широкоплечий.
любили все, кто знал. гордилась мама.
и вот – бордовый гроб, в котором легче
ребенка тело: тридцать килограммов.

и кажется, на панихиде этой
кощунственно оплакивать потерю:
«неправда, маска воскового цвета!
ты не Андрюха! я тебе не верю…»
 11.05.10  



-6-
ушёл - так рано и необратимо -
необходимый, любящий, любимый.
простивший всех. его за всё простили.
пути Господни неисповедимы.

земную часть он прожил: согревали
успехи, испытания косили,
пусть первых было больше, но едва ли
последних что-то есть невыносимей.

освободившись, он пришел проститься
с родными и не очень именами,  
всмотреться в наши плачущие лица,
но если бы он мог быть видим нами,
 
в ответ на слёзы, вызванные горем,
на мамином, жены и сына личиках,
он глянул бы с любовью и укором,
и пальцем погрозил бы по привычке.

а вспомнив, что теперь неуязвим он,
сказал бы вслух отчаянно и нежно
«простите» - любящим, «люблю» – любимым,
«я с вами, но скучаю бесконечно.»

и маме бы признался осторожно:
«не плачь. еще увидимся, родная,
когда-нибудь потом, как можно позже.
а смерти нет. теперь я это знаю.»
 11.05.2010  


-7-
стихи – спасают, облегчают, лечат
поэтов, чтоб не тронулись умами.  
я выговорилась. мне стало легче.
а маме?