Ничего, что меня зовут не Эмили, в имени что, известно, к памятным датам везут пирожные, неосторожно лгут, перебирая пальцами всё, что бывает лестно, так вот копаться в памяти, не ослабляя жгут. Ничего, что меня зовут не Эмили, камышовый кот при озерах, на каждого не довольно чего-нибудь, как острил известный нам, острот остается ворох, носи в себе его из последних сил. А ты не любишь меня, родная, не бережешь секреты, не ходишь по часовой с голубкою под венцом, и каждый вечер не пишут на гугле, где ты, сожжешь дитем – отчаянным сорванцом весь белый свет, ничто-то нас тут не лечит, а ты не любишь меня, говорят, родной, и лучше бы сердце вырвать, как белый кречет, лежит на тумбе, лучше тонуть одной, а все пускай приходят слепить из Савла колосс медовый с патокой на губах, мы все не любим себя, ничего не отдав, лапушка, вся любовь – это только страх, что станет темно и холодно, и бретелькам не нужно будет болтаться там на плечах, что мы упустим главное, только мельком, переферийным зрением словим взмах крыла в пустыне мраморной серафима, а он летит, фонарь не задев крылом, а ты не любишь меня, все проходят мимо, всё – только лом, опушка и милый дом, где рыцарь бедный мог преклонить колени, ничего, что меня зовут не Эмили – всё пройдет, и всё минует нас даже пуще лени всепобеждающей, будет обратный ход, и ты полюбишь меня, будет много света, мой милый/милая, непроницаем свет, нам говорят, что это такое лето, и счастье есть, и не говори, что нет.