Позволь мне, сказочник Всевышний,
Промчаться в тыквенной карете.
Чем дольше бал, тем третий лишний…
Я в этой сказке – явно третий.

Опять пусты мои карманы.
Звенят монетами моменты.
Друг друга судят графоманы.
Друг друга садят президенты.

Друг другу метки ставят предки.
С икон зовут Рублев и Врубель,
А я, как сыч, сижу на ветке,
Но кем-то снизу ствол подрублен.

И мне не увидать кареты,
Где каждый винтик позолочен.
Беззлобно скалятся портреты
Вождей великих и не очень.

Дичает бал, как плотский голод:
Гражданку раздевают профи.
А то, что балом правит Воланд, –
Уже давно гражданке пофиг.

Сюда я проберусь во фраке,
Никем из вас не замечаем,
И до начала главной драки
Себя займу шпионским чаем.

В речах я буду распинаться,
Приклеив льстивую коросту.
Но вот, часы пробьют двенадцать:
На небе явится апостол,

Георгий одолеет змея,
Разыщется скрижаль Завета, –
И вы увидите, немея,
Не Синдереллу, а поэта.

Герой войны, я сердце Данко,
Как бомбу, сброшу с дирижабля,
И будут гости в адской давке
Ломиться скопом в дилижансы.

Маститые тузы в законе
Паркетный пол пометят лужей.
Тем временем, лакей-тихоня
В сортире наберет спецслужбу:

Приедут беркуты в беретах
И приведут в порядок площадь…
Нет, мне не увидать кареты,
Где каждый винтик позолочен!

Не будет ни Перро, ни Шварца
С их волшебством и хулиганством:
Из века в век держался карцер
На патриотах гсоударства.

Когда, уложен ими в урну,
Навек покину праздник травли,
Я вместо туфельки гламурной
У трона рукопись оставлю.
                                  21, 25 августа 2011 г.