Подмигни мне лавандовым огоньком,
иномарочка отчуждённая!
Подползи сама, как степной геккон,
да поближе – к подъезду тёмному!

И мне кажется, что она оживает, и свет в ней малиновый мечется…
Что ж ты бедненькая такая, мамка моя, буфетчица!
Вроде ж ты заслужила поболе троллейбусной толчеи –
тем не менее, лечишь почки, хлещешь фиточаи
и до сих пор не нюхнула ни ландышевых покрывал,
ни ситца, переходящего в чинаровый перевал:
плита да плита, и из маркета не донести,
ходкой одной обойдясь, полтонны товара в горсти.

Смешной косоглазый «ниссанчик» с сиденьями под шевро
попал к тому, кого тридцать лет устраивало метро.

Мне всё кажется, что по фиордам
Западной Хамелеонии
навстречу июньскому вёдру
я его вёз, а не он меня.
Такое, знаете, размежевание
правой и левой сторон,
где встречной машины взглядом тушканьим
дразнится лохотрон.

Подоспей же в момент, когда скользкий ботинок садиста
дверь подъезда распахивает пинком
и вот-вот готов на лежанку коту сгодиться
(ну, нога – разумеется, на бекон).
Не предай своего водилу и не ссобачься!
Положись на своё чутьё и природный нюх!
Ведь приятно, когда до самого Задерибасья
лупит дождь вместо мрачных роёв надкапотных мух…

Подмигни, как умеют лишь гривистый волк и танк,
и не то что оса – ни единая мандавошка
не влетит тебе в козьи внутренности… Ах, так?
Ну, тогда катись. Ледяной тебе горкой дорожка.