Пусть заплывет мой дом бурьяном да ревенем, Пусть на могиле вырастут семицветики, – Я не хочу участвовать в этом времени, Я не хочу косить под его эстетику. Я не хочу себя раздавать на фантики И превращаться в знамя банальных «нефоров». Я не хочу попсовой твоей романтики, Время, в котором, в общем, меня и не было. Время, где мне навстречу походкой киллера Движется жизнь, меняя на брендах бирочки; Где по ночам мажоры читают Шиллера И воровато ищут в «контакте» Бильченко. В свадьбу чужой весны не умея вклиниться, Я остаюсь на тризне родимой осени… Что же вы все, высоцкие, цои, липольцы*, Сделали мне эпоху – и в ней забросили? Здесь продают парфюмы носы безносые. Здесь различают краски глаза безглазые. Здесь за углом, в больнице на Ломоносова**, Мир безнадежно борется с метастазами. Тянутся дни, как ролики бесноватые. Доктор твердит, что все гороскопы – к лучшему. В том, несомненно, Господи, виноваты мы, Что воспитали дочку Свободу сучкою. Только, малыш, запомни: мое сокровище – Дальше, чем Бремен, Баден, Берлин и Бирмингем Я, заикаясь, прячу улыбку кроличью И лепечу, вонзая ножи: «Люби меня!» И побеждает молодость нерушимая. Ласточка-нежность кружит с охрипшим вороном… Мальчик, который ночью читает Шиллера, «Ты – у меня под кожей». И это здорово! 22 апреля 2012 г.
|