Телевизором не подтверждённый,
набекрень новомодный берет,
на заре по слепому уклону
уходил из засады поэт.

Наконец-то он понял всю тонкость
очень давних чиновничьих слов:
«В падежи и тона я не вторгнусь.
Но – уйми своих перепелов».

Над кипреем, волчцом и вербеной,
где кукующий ветер снуёт,
два его буревестника верных
в вещем клёкоте знали своё.

Ох, уж эта удобоваримость!
Дипломатия, прочая фальшь…
Убежал. И Говерла свалилась
со спины в подкюветный блиндаж.

«Все козлы, ты один – Торричелли!» –
каждый слышал такой поворот.
И ему – лучше жмых приключений,
чем ботва неуместных острот.

Зорких птиц всё равно не отловит
никакая локальная власть.
Разве… гаринский гиперболоид
пальцем в облако сможет попасть.

Городок ничего не заметил:
поутру тот же кислый кизил
обрывала шпана у мечети –
муфтий пыжился, Митька дерзил…

И вороны неслись без посыла
в совершенно безликий закат –
будто что-то здесь было и сплыло
пару дерзких мгновений назад.