Что это? Золушкин нимб? Депривация глаза?
Лишь бы не зарево пушечного миттельшпиля.
Ровно двенадцать – а тут что-то вроде компота
в свете безбрежного никеля льётся в окно.
Лужа пеклась, вызревала – и вот заползла за
инверсионную ближнюю кромку скриншота:
в мирное время кровавый подарок терпиле
в полночь, когда на зелёной душе сурьмяно.

Выброситься бы в продавленную землянику,
сил гравитации не опасаясь, как в дрёме,
ибо терять только злобу осталось да оспу,
приобретённые одномоментно в обед.
Высказать слёзную боль чудотворному лику,
склеить скворчонка на добрую память норд-осту –
будто бы падаешь, но на гигантском подъёме
чакрой пунцового змия вдыхаешь рассвет.

Только невкусная вся эта медь инфразоны:
осознаёшь поздновато, но – кем бы там ни был
лик померещившийся, – никакая не ведьма
третья за звёздный июнь голубая луна.
Чудилось пение зорьки – а тут тебе стоны
губно-зубных поцелуев с асфальтовой твердью,
и вместо бомб разрываются синие нимбы
золушек, фей, неприкаянного горбуна…

Вот уже семь минут первого. Стихла шарманка
неподалёку ревевшего энергоблока.
До настоящей зари ещё множество всхрапов
в многоэтажках во время кукушечьих месс.
Ночь – выдающийся мастер спектрального пранка
и отбирания жизней в режиме стартапа.
Утро уставится на натюрморт волооко –
лишь словеса пробормочутся с горних древес.