Схибирюк Мандислав возвращался с охоты домой.
Пустельга на окно указала, ни пташки не ранив.
Там Лжедмитрий садился за ноты, как шпанская моль,
и магниты свои дислоцировал между ветрами.

В этот день ни одной землеройки в мешок не зашло –
ну, бывает… И это был знак робинзону округи,
что пора подрывать этот штаб, где елейная ложь
окропляет линолеум с кисточек рыжей хоругви.

Солнцепёк разбавлялся белёсым предснежьем вышин,
нагнетая мурашек на каждую шпору скелета.
Приглушённая радуга слившихся с фоном машин
синяками бензиновых луж разукрасила лето.

Предостаточно было лучей сквозь узоры ветвей
в благодатном лесу вдалеке от пацанских разборок.
Мастери себе байк, уходи в одиночный спидвей –
всё равно будет финишем твой дружелюбный пригорок.

Кроме памяти, вовсе ничто не ломало игру.
Файл размером с горчичное зёрнышко в нёбо упёрся –
камертон искажённый шрапнель зарядил по ребру,
и пришлось ковырнуть клювом птицы окно без позёрства.

Хочешь мира – иди отвоёвывай слитую цель!
Стариком, диабетиком, тушкой – а как по-другому?
Будет кровь, будет смесь самых разных подножных земель,
но потом – ювенильный триумф сквозь дубов полудрёму.

Полисмены увидят, что мстителем был ураган
либо оползень – словом, какие к стихиям предъявы?
И в слоистые залежи облачного творога
улетела бывальщина о пианисте кудрявом.

А в лесу переломную ночь стерегут пустельги,
чтобы в память фигня на педальной промазке не влезла.
Завтра спросим на входе, кого они подстерегли
серым мрамором в мутном окошке в парсеке от леса.