1

Оттого ли, что судеб прения
Отзываются в сердостении,
В соответствии с невезением
Неожиданное из бедствий:
Вещь, влечение и стенаньице
От касания — поздно каяться! —
Тотчас в золото превращаются.
Хорошо ли тебе, ответствуй.

Слово! Ложе его прокрустово
Никогда не бывало пусто, но
Ты умеешь на нем похрустывать
Как никто. Помыкая прошлым,
Нагоняешь собой грядущее.
Рябь — в глазах позади идущие,
И мороз, чем вперед, тем гуще, и
Только звезды глядят — идешь ли.


Жив ты — более или менее —
В Холи-Окском своем имении
(Разрешу себе это мнение)
При огне. Как творец зачетов
Ты реален, конечно, более,
Чем как некий ваятель боли и
Как магнитящий метрополии
При избытке окраин. Что-то

Видишь ты через плазму? Ранние
Призмы, конусы убывания,
Или только зимы вязание,
Зачехляющей вещи белым?
Что певец — таковы и пажити.
Музы выжаты — музы нажиты —
Музы двинулись вспять. И дальше ты
Примешь облик античной стелы.

Есть. Судьба оказалась пленницей
В сем сосуде. Вино не пенится
В сем сосуде теперь. С поленницей
Сим сосудом ведутся игры
В вереницу огня. Опять-таки,
Сила слова не слаще патоки:
Вкус и звуки играют в пряталки:
Звуку икс не до вкуса игрек.

Ох, не слово смущает выйти нас:
Слаще слова — горька действительность. —
Чтоб одна на другую вылилась? —
Сзади время крутых коктейлей;
Позади. Оттого и хочется
Не поставить, но снять пророчество,
Не обдумать, но сплавить отчество,
Не «желаю», а «так, хотели».

Время, место устали пыжиться.
Бывший — значит, частично сбывшийся.
За тобой дышат кучей сбившейся,
Оптом: души вещей — монады,
Мы, вергилики, то гомерики,
То держатели жирной эврики.
Как и в Анти Ее, в Америке,
Возглавляемая торнадо,

Жизнь роится. Подымешь длани и
Выйдешь, с нею как на свидание,
Дабы кончить свое сюдание
Беззатейливо и неброско
В честь какого-нибудь обычного
Дня; согласно ему, опричь него,
С обретением права птичьего,
Невозможного в мире мозга.

2
(На смерть)

Тебе поем, Тебе благотворим,
Тебе благословим и молимтися, ибо
Осталось что еще. Струится выше дым
От  труб, чем той душой взлететь к тебе смогли бы.

И точно — ни огня, ни шелестящих крыл
Нигде, и только снег, как будто ходит кто-то,
Как жалость о вещах — с лихвою их покрыл,
Что память о вещах — запорошил налетом.

Какую ни возьми, в любой из них Твой Дом.
От пудры сахарной они не стали слаще.
Они стоят и ждут, поскольку мы идем.
И нечто, что внутри, невольным муравьем
Соломинкой своей опять цитату тащит.

Да будет легок труд, да будут хороши
Дни нашего труда и Твоего возврата
В лихую нашу степь. Да будут местом лжи
Признания в любви, лишившись адресата.

Полка голубизны прибавилось. На стол
Благая весть и воск, застывшие на стансах,
Уже не потекут слезой, и Ты ушел.
Но прежде сделал то и так, чтоб Мир  остался.

3

Такие люди оставляют нас
Выискивать грехи и восхищаться,
Примеривать к себе чужие крылья
И с некой долей пафоса «эпоха»
Произносить. Последняя, конечно,
Как подобает женщине, «ушла».

Оставлен слепок, нам оставлен слепок
Вчера живого уголка культуры,
Вчера немого уголка природы,
Немногих, в клетку загнанных, страстей;
Немногих специй в виде голых фактов.

Всеобщий суд нетверд, но прихотлив;
Чужие крохи льнет глотать губами.
Им кажется, чем ближе, тем верней.
Новь словарей и пища хрестоматий...
Но дух творца возможно оценить,
Лишь будучи решительно поодаль,
И, вместе с тем, все там же. И тогда!..