Села: чисто – бело – светло.
Словно тополем замело
Землю. Девственный пух июня.
Подвенечное платье. Юность.

Даже хуже, чем сканнер лет, –
Бег чернил за душою вслед.
Я пытаюсь остаться возле:
Это лишнее. Это возраст.

Дух от кафедры. Седовлас,
Он, как mater, лелеет власть
И, конечно, меня осудит –
Истощенный и злой рассудок.

Сгинь навеки! Не порть письмо.
Начинаю. Под бахромой
Штор, смутившись, таится город.
Лист бумаги, как Ева, голый.

Все постыдно – что ни скажи.
Голый – значит, ни капли лжи.
Голый – значит, ничем не занят:
Древо райское до познанья.

Слово первое. Первый шаг.
Так – невеста. Ребенок – так.
Ранним снегом по сгусткам крови:
Краски свежие, след неровен.

...Умирала. Рвала траву.
Зарекалась, что проживу.
Этой жизни брала у Бога.
Обещала уйти без боя.

Щеки, гордые от тоски,
Подставляла под две руки.
Отдавала – всегда задаром.
Не досчитывалась ударов.

Мстила (именем алтаря:
В нем иллюзия, что не зря).
Вспоминала о самом разном.
Понимала, что все напрасно.

Город жаден, как жаркий пляж.
Соучастник. Борец за блажь.
Со-преступник или со-ратник?
В безысходности – та же радость.

Так в беспамятстве черных дней
Прорастает сквозной, как снег,
Луч, отпугивающий копоть:
Слово вымученное – «опыт».

Бесконечное, как стекло,
Слово в окнах произросло.
Бродит воздух в больных глазницах.
Бьюсь о стенки. Крошусь о лица.

По ромашке («рай – ад – рай – ад»)
Лист бумаги пошел на спад.
Город, вымученный любовью,
Примостился у изголовья.

Все закончилось. Как пари.
Бесконечность – на счете «три».
Ломота просочилась в вены.
Есть усталость. И есть, наверно,

Что-то от белизны огня;
Что-то, бывшее до меня, –
Древний гений со стен Китая –
Лист бумаги – и он не тает.



Как невеста, он жаждет рук.
Все сначала – сомкнулся круг.
Воскресаю и снова гибну...
Боже праведный, помоги мне!

                ***
Села: чисто – бело – светло.
Землю тополем замело.
Мир за шкирку схватила юность...
Делать нечего – повоюем.