Февраль. Обрезают отросшие ветки,
деревья стригут. По итогам разведки
весна на подходе, но – слякоть но – сырость,
и цвета кефира
прокисшее небо.
Сосульки развесив,
ты держишь в осаде
столицы и веси,
зима…
Вот солнце проглянуло вмёрзшей монетой
сквозь корочку льда.
Подошла неприметно
под стены вода,
затопив города!
Собаки с надеждою ищут глазами
ковчег переполненный деда Мазая,
а в окна стучится прибой…
У деда Мазая запой.
Зато с опохмелки добры лесорубы,
им греют цигарки озябшие губы,
они улыбаются: скоро зарплата.
Опилки сгребает совковой лопатой
в огромную кучу Мазай –
собакам не смотрит в глаза,
и взгляд он отводит, как шкодный мальчишка.
Он пропил давно и челнок, и ружьишко,
черпак, и багор, и весло,
а нынче потоп, как назло!
Вода – не шмурдяк, но – продукт натуральный.
Артельщики гонят плоты по центральной
артерии города. Официально
те брёвна сплавляют в село.
Да здравствует смычка села и райцентра!
Да здравствует смычка коровы и сена!
Да здравствует смычка бензина и спички!
Да здравствует смычка меня и получки,
замка и отмычки, Трезора и  Жучки!
Последнее – ветер весенний навеял,
а будь я развязней, да будь я смелее,
я живо бы Жучку сменила на… впрочем,
и так уже долго мозги я морочу.
Вот, кажется, мелочь –
весенняя сырость…
А сколько вокруг неё наворотилось!