С 1999 года 21 марта официально отмечается Всемирный День Поэзии. В связи с этим в Симферополе, как и в других городах и странах, прошло множество поэтических мероприятий. Посвятили свою творческую встречу этому дню и молодые поэты Симферополя – литературный клуб «Хорошо». Их мини-фестиваль, собравший поэтов из городов Крыма и Украины, прошел 24 марта в клубе «Укроп».

Клуб существует всего два месяца и проводит культурно-просветительские идеи. Его название придумано неспроста: имеет в расшифровке аббревиатуру «Украинское образовательное пространство». Это, прежде всего, общедоступная библиотека с возможностью обсуждения книг, лекции, тренинги, мастер-классы по самым различным аспектам науки, сферам искусства, творчества, прикладных занятий. Благотворительные ярмарки и другие акции. А также – творческие мероприятия и плотное сотрудничество с симферопольскими и крымскими поэтами, – прежде всего, молодыми.

В мини-фесте, прошедшем «в тесноте, да не в обиде» в небольшом помещении клуба, приняло участие не так уж много поэтов. Это активные симферопольцы-«хорошисты»: Сергей Синоптик, Елена Малая, Наталья Малая, Ксения Бутузова и др., Севастополь представляла Евгения Баранова, Бахчисарай – Ася Коробкина, Евпаторию – Елена Коро. Были и гости из Николаева – рок-группа «Нелогическое И», состоящая из двух, по совместительству, поэтов – Виктора Селукова и Андрея Кленина. Почтили молодежь своим присутствием и симферопольские мэтры – поэты старшего поколения, чье молодое творческое буйство пришлось на 90-е: Елена Коро, Михаил Митько, Сергей Савинов, Юрий Кулиш и др., благодаря которым воочию можно было наблюдать различие поколений и времён. И – сходство. Ибо поэт – он и в палеолите поэт, и сделать с ним ничего нельзя. Разве что восторженно слушать и аплодировать. Этим и занимались немногочисленные, но благодарные зрители: в основном, студенты, старшие школьники, организаторы и члены клуба, малочисленная, но внимательная пресса.

Если писать о самом мероприятии – то все уже сказано: кто, когда, встретились – почитали – разошлись. Но в связи с ним родились размышления, ими и хочется поделиться. Озвучить то, что накипает в душе, когда сталкиваешься со всем этим не единоразово, как простой зритель, а вплотную и долго – годами – варишься в этом соку, наблюдаешь и анализируешь литературные тенденции, проходишь путь творческого становления, плавно, но неуклонно преобразуясь из того, кого анализируют, критикуют, поучают, в того, кто делает это сам. Не на основании «понтов» и «мэтровости» – а просто потому, что так складывается исторически, так надо: прошёл свои тяжелые шаги, были те, кто поддержал тебя на этом пути, – будь добр теперь и сам поддерживать начинающих. А поддержка далеко не всегда была и есть подношением пирожного на блюдечке с голубой каёмочкой – как правило, это тычки носом в землю. Но получают их, обычно, те, кто что-то из себя представляет, – зачем тратить свое время и силы на тех, кто не? И для того, чтобы становились лучше, совершенствовались, и против того, чтобы рано возомнили о себе и, еще ничего толком не понимая, сами стали изображать из себя гуру и учить тому, что принесет лишь вред.

Как историки называют «детством цивилизации» времена мушкетеров, заводящихся и дерущихся на дуэлях от малейшего слова или случайного задевания за плечо – истинно, что дети! – так и этот период в юношеском творчестве хочется назвать «детством поэзии». И на то есть основания. Грань здесь очень тонка: а как ты смеешь быть уверен, что сам уже «взрослый» и можешь учить? Да не можешь. Не можешь никогда – лучше отталкиваться от этого. Но учиться вместе, делясь своими мыслями, вызывая отклики и споры, открывая в себе и других что-то новое – можешь. И это следует делать.

Мероприятие, в целом, было очень интересным и неоднозначным. То, что публика, особенно молодая, не слишком любит серьёзную поэзию, а предпочитает «развлекуху», уже давно не удивляет. Не вызывает удивления и юношеский максимализм: то, что ребята усиленно нахваливают друг друга, называя того или иного «Большим Поэтищем» или «Великим человеком» – как правило, на основании того, что данный индивидуум сумел ярко, эмоционально и харизматично подать текст, нередко достаточно примитивный. Или это я чего-то не понимаю в поэзии, если для меня никогда не будет Поэтищем автор стиха о том, как «по обстоятельствам многим мне отрубили ноги» и теперь «я помещаюсь на верхней полке в плацкарте»? Что не способна восхищаться (да тут скорее чувство резко противоположное) текстом – вызвавшим всеобщий восторг и волнение – на тему того, как герою нравится некое «оно», да так сильно, что он даже посещает собрания «оноистов» и врача-«онолога»? И прочий эпатаж, подаваемый ярко и интересно, как маленькое шоу. Иной раз даже начинаешь комплексовать по поводу того, что на этом фоне никто не слышит твоих стихов, а то и самому стремиться добавить в свое творчество толику «оноизма»… Но предел последнего для каждого свой. Были среди участников и ребята, которые пишут достаточно серьёзные и глубокие вещи – и остаются незамеченными. «Великими» называют не их. Но их это если и смущает, то помогает понимание: так было всегда, и с этим смешением серьезного и развлекухи нужно либо жить, либо – перестать «тусоваться» и «фестивалить» совсем, а замкнуться и серьезно работать. А к этому молодежь не готова. Одно время меня очень удивляло, что наши старшие и серьезные поэты никуда не ездят и нигде их не видно. Теперь становится понятно: а что им там «ловить»? Ни сами не будут услышаны, ни для себя не откроют ничего нового и конструктивного в хаосе торжества «оноизма».

Однако понятно и то, что эти два явления взаимосвязаны и тянутся друг к другу. «Оноист» – как правило, графоман, редко способный на глубокое и сильное произведение, – острее других чувствует рядом с собой истинных поэтов и их силу, а потому и пытается противопоставить этому хоть что-то. Хотя бы какой-никакой юмор в своих текстах (нередко плоский и «сортирный»), эпатаж – посредством откровенности, доходящей часто до пошлости, бытовизм, который не чужд никому из нас, близок и «болит» куда сильнее, чем возвышенное (тема «Как аппетит напал на холодильник и победил его» способна всколыхнуть и самого «ботаничного» студиозуса-мудреца, ибо и он пережил или переживает студенческое безденежье, а иногда и голод; то же можно сказать и о других «оноистических» темах). Пытаются они противопоставить силе и таланту, образности и нестандартности мышления истинного поэта хотя бы подачу: чтение с размахиванием руками, прыжками по сцене, воплями – да вплоть до раздевания и стояния на голове. Чтоб хоть как-то выделиться, хоть как-то обратить на себя внимание – и это им удается лучше других. Все это происходит с таким автором именно на фоне настоящей поэзии – поэтому она ему ой, как нужна. Он и отслеживает ее, и разбирается в ней неплохо – просто не может сам. А бороться с этим надо, и «оноист» умеет это делать мастерски.

Но и поэт, даже самый истинный, рядом с «онологом» не может быть спокоен. Потому сие явление для него тоже значимо и имеет сильное влияние. Видя успех у неискушенной публики эпатажника, харизмата и эстрадника и допустив в себя малую или большую (это кто как ценит самого себя) дозу вышеупомянутых комплексов, поэты начинают задумываться о том, что и их стихи неплохо бы научиться «представлять». Присутствующий на фесте мэтр Сергей Савинов заметил, что «драматургия стиха заложена в самой строке, и никакие жесты тут не нужны». Но стоит вспомнить, в какое время начинало поколение 90-х: тогда не было ни столь широкого, массового разроста поэзии, ни интернет-пространства с его мгновенным откликом на каждое твое слово, ни высоких технологий, позволяющих легко и быстро создавать такие синкретические полиформы, как аудио- и видеопоэзия, да и просто с ходу записывать свои выступления, ни фестивального движения… Не было тогда и превращения поэзии в шоу-бизнес, публичную форму, попыток заработать на этом (были, но не в такой степени). А шоу-бизнес – зверь когтистый. Конкуренция заставляет задуматься о многом, в том числе и о том, как сделать свое слово не только слышным, но и «видным», более интересным и для своих коллег, и для широкой аудитории. Да хоть и посредством эмоциональности в подаче, театрализации, создания перформансов и музыкально-поэтических композиций. Да и приемы эпатажа, обытовления («приближения к народу»), вызывания смеха и прочие – не помешают. Именно этому поэт и учится у «оноиста», который от природы свой человек в мире, где «Хомо хомини лупу съест».

Лупу-то, может, и съест. Но не душу. Конкуренция в молодой творческой среде куда меньше, чем взаимоподдержка, всеобщая любовь, восторги  и перехваливание. Это радует. Но мешает авторскому росту, а вот другому росту – самомнения – весьма способствует. Мера нужна во всем – даже в умении преподнести себя или порадовать признанием другого. Хотелось бы, чтоб поэзия была этим украшена, а не обезображена. А последнее – в силу отсутствия опыта и чувства гармонии, да и в целом представления о том, что такое искусство, – происходит нередко. И такие вот «монстрики» в  среде поэтодетства рождаются, вылезают на сцены и вызывают самую неоднозначную реакцию публики постоянно. Еще терпимо, когда это делается сознательно – именно с целью вызвать к себе интерес, – но в большинстве случаев просто «не ведают, что творят».

Автор этих строк «за» театрализацию поэзии. Но в разумных формах. Ибо формы неразумные печалят и удручают. Всем понятно, что юные поэты, как это происходит в любых молодежных «движениях», часто влюбляются, сходятся в пары, встречаются, ссорятся, изменяют, ревнуют, находят других, третьих, пятых, возвращаются снова к первым – в общем, происходит все то, что в народе называют «Санта-Барбарой». Среди поэтов это еще и сопровождается бьющими и колотящимися волнами стихов, стишочков и стихищ, в которых юные описывают свои ситуации, пытаются хоть как-то разобраться в межличностных отношениях, определить свое место в этом любовно-эмоциональном хаосе. Этим уже никого не удивишь. Но когда творческая пара, настоящая или бывшая, состряпывает из своих чувств и стихов «театрально-поэтическую композицию», с которой выходит на сцену, где на глазах когда восторженной, а когда и недоумевающей публики осыпает друг друга зарифмованными обвинениями и поливает метафоризированной грязью – это уже не просто неудивительно. На это жалко и тяжело смотреть. Это не воспринимается как искусство. Скорее психиатрия. Практическое занятие для студентов-медиков и психологов – недаром же последних среди зрителей подобных стиходрам всегда в достатке. Экзистенциализм с его вселенским одиночеством, никому не нужностью и непонятостью, постмодернизм с разобщенностью и распадом на винтики – лезет изо всех щелей. Хотя: о каком одиночестве и непонятости речь? Ведь наоборот: своя среда «вокруг 20» понимает тебя прекрасно, даже прямее, чем тебе бы хотелось; кругом столько юных зрительских глаз, с неослабевающим вниманием наблюдающих за всем этим – ведь это они сами, ведь это их собственная жизнь вылезла на сцену и орёт друг на друга… Но еще и красиво! Кто-то даже начинает думать, мол, везет этим поэтам и рок-музыкантам: всегда могут излить свою боль в стихе или песне, поорать безнаказанно и даже поощряемо, порвать свою и чужие души… Вот именно: поорать. Между этим словом и понятиями «искусство» и «поэзия» (и даже «рок-музыка») расстояние, пройти которое можно только посредством времени. Жизненный опыт – единственное, что может хоть как-то подлечить всю эту «клинику».

Впрочем, поэт в любом возрасте был и будет существом с раскрытой, вывернутой наизнанку и окровавленной душой. И именно этого от него и ждут. Вообще поэзию, чуть ли не любую строку – читатель воспринимает как «душевный стриптиз» – даже там, где его и в помине нет. Автор может сколько угодно прятаться за «лирическим героем» или «это я не о себе» – все равно восприниматель никогда этого не отследит. Сочувствовать, жалеть, сострадать, переживать, болеть, рыдать – он всегда будет в отношении автора. Точно так же именно его он будет бить, «обстёбывать», насмехаться, использовать против него раскрывшиеся в стихе слабости, манипулировать, колоть в болевые точки и др. Смотря какой читатель. Не раскрываться поэт не может – но и понимает, что раскрываться не всегда полезно, а то и откровенно опасно. Потому у поэтов давно наработаны свои системы психологической защиты, например, возможность прятаться за абстрактными понятиями или вуалировать (а часто и усиливать, укрупнять – за счет снижения личностности) индивидуальную боль или иное чувство глобальными общечеловеческими проблемами, явлениями, ценностями (моменты вроде «я сочувствую побитому котёнку – вот описываю его и гадов-живодёров» нередко переводятся как «я побит, прячусь за образ котенка, он трогательнее и беззащитнее меня самого – посочувствуйте мне, но не бейте ещё больше – иначе будете гады-живодёры»). Но с абстрагированием, философией, размышлениями и т.п. у юных пока еще плохо, а вот с явлениями и процессами… они думают, что хорошо. По крайней мере, на их взгляд, это просто. Да еще и эффектно.

Имеется ввиду массированное количество стихов о революции, свободе, анархии, войнах, зверствах, тирании, тоталитаризме и репрессиях, даже фашизме – и обо всём, что этому сопутствует. В подробностях. Невероятно часто в стихах юных встречаются и исторические личности, особенно того же толка: Ленин, Маркс, Сталин, целая вольница всяческих атаманов, Муссолини, Гитлер и СС, поэты типа Маяковского, философы типа Ницше, многие другие, особенно часто – Че Гевара. Авторы со всеми ними «общаются» и даже «дружат». У одной молодой поэтессы читаешь – как говорят, «на голубом глазу», – о том, как она была любовницей Отто фон Бисмарка и требовала у его оставить ради нее жену, а он, негодяй такой, еще и отказывался, – ну ничего, она его бросила, и вскоре уже ей «другой в любви признавался цитатами из «Майн кампфа» (намёк понятен?). У второй (или это та же самая? Уж очень похож подход: «как здрасьте») – что она встретила в парке сидящего на скамеечке Ленина и присела к нему на 10 минут покурить и «потрепаться» (именно так!) о марксизме и эсерах, а он еще и сказал, что ее знает и стихи ее – за их революционность – очень ценит. Самомнение? Панибратство? Похоже, здесь другое. Читая все эти стихи, представляешь себе то младенца в колыбели, обложенного погремушками и хватающего любую, когда захочет, то подростка, расставляющего на столе солдатиков и «убивающего» их одним движением пальца – как опрокидывают в случае мата шахматного короля (впрочем, у современных подростков более популярны компьютерные убийства). А когда понимаешь, в какие именно игрушки играет поэтодетка...

Да что ей известно о революциях, свободе, тирании и зверствах? Да понимает ли он истинную суть всех этих личностей, с которыми «дружит», всю их силу и мощь, способности и возможности, события и явления, поднятые ими, весь ужас, вокруг них закрученный, их собственные яркие и мучительные жизни и нередко трагические смерти? Возможно, и понимает – молодые поэты неглупы, многие интеллектуально развиты и эрудированны. Он не понимает себя. И того, что ему «позволено», а что нет. Здесь речь не о чьих-то внешних запретах – на них всегда найдется свой Раскольников, тут и поэтом быть не надо. Речь о внутреннем сдерживателе – развитом чувстве меры, гармонии, вкуса, такта, понимания силы и возможностей искусства, в том числе и жизне-(и смерте)-образующих, организовывающих этот мир (а не наоборот). Именно культура «вынашивает» цивилизацию, именно ее тенденции поворачивают общество в ту или иную сторону, в том числе и в сторону революций и войн. Но ключевое слово здесь –«развитом», – а у молодых поэтов сие развитие пока в процессе. Да и не только у молодых – авторы моего возраста и даже старше тоже не изжили в себе желания маскировать личные боли и обиды под глобальные явления и привлекать к себе внимание порочной эстетикой. Учиться и учиться.

А что было 7-8 лет назад! О чем мы тогда писали, как прославляли самих себя и собственное неравнодушие к проблемам всего человечества, его освобождения от тирании, шор, рамок и комплексов! Автор этих строк, одна из «звезд» крымского «детства поэзии» начала и середины 2000-х, считала себя тогда весьма умной, невероятно талантливой и чертовски яркой личностью – и лишь на основании всё того же «оноизма» (эпатажа и подачи), «стриптиза» (надрыва и откровенности) и «революционности» (войны с собственными критиками и наставниками – как носителями шор и косности «устарелого» мышления). А им самим – этим критикам – было по 30-35, – видимо, именно в эти годы («возраст Христа») что-то и открывается – и начинаются качественные изменения поэтического сознания. Именно с приближением этого возраста нечто заставило меня задуматься о том, можно ли вообще быть ярким и интересным воспринимателю – а если можно, то как? – без этих трех обязательных –  и базисных – составляющих поэтодетства? Вообще! Можно ли быть «тихим» – и БЫТЬ? Еще не научилась. Но пришло понимание: именно это и есть высший пилотаж. Именно из этого и рождается истинное искусство.

Да, оно тоже неравнодушно к внутренним проблемам человека и социальным движениям, но все это рассматривается на совершенно ином уровне. Если не сказать – в противоположном ключе. Что-то вроде: «искусство о явлении», а не «описание явления ради искусства», как у юных. То есть, если речь идет о революции или свободе, то ради них самих, а не ради позиционирования (здесь – скорее, от слова «поза», нежели «позиция») в этом себя. Юные скажут: «Ну, и мы о свободе ради свободы! Нам действительно свобода нужна – вот мы ее и отстаиваем!». Хорошо, тогда для начала объясните мне, что такое свобода, – четко, логично и на научной основе. Чтобы не получилось анекдота: «Этот Паваротти! Тоже мне певец! Слушать невозможно! И почему его все любят?» – «Ты его слышал?» – «Да, мне Моня напел». Вот по таким-то «напевам Мони» мы и пишем, много и радостно, о кострах и «железных девах» Средневековья, о самых разных революциях и атаманах, репрессиях и ГУЛАГе, концлагерях и пытках-опытах, Чечне и Югославии, тюрьмах и психушках, голоде и болезнях, убийствах и насилии – и много о чем еще. Вышеприведённый анекдот я получила – как удар в лицо – на свое известное стихотворение «Доброволки» – о женщинах, уходящих снайперами в «горячие точки» от несчастной любви. И получила его на Форуме в Липках – от поэта из Северной Осетии. Он больше ничего не сказал – но больше было и не нужно. Конечно же, стихотворение никуда не денется, я и дальше буду его читать, ибо там «горячая точка» не суть, а лишь метафора мучительного чувства. Но теперь буду помнить, что на тебя всегда найдется тот, для кого твоя метафора – реальность. А твоя игрушка – жизнь.

После подобных ударов уже не могу воспринимать однозначно слишком «прямую» поэзию, например, стихи Сельвинского об ужасах фашизма – вижу порочную эстетику даже там, где ее нет: как будто автор сам «сотворил» то, что так сильно и правдиво описал, как будто он «воспользовался» всеми этими расстрелянными людьми в своих творческих целях. Осознаю, что это уже «загон», но бороться с этим трудно – выход из творческого детства у многих поэтов похож на ломку и сопровождается «переклинами». Но в этих стихах Сельвинский пишет: «Я это видел». А что видим мы?

Понимаю, что это педантизм: считать, что писать о войне может только тот, кто сам пришел с поля боя, а о психушке – лишь кто сам в ней побывал. Напротив, неоднократно читала в классической критике, что истинный писатель – именно тот, кто умеет творить не с натуры. Кто достиг такой мудрости и таланта, что может описать реально и подлинно то, чего сам не переживал. Но здесь ключевые слова – «мудрость» и «талант». Опять же, никуда не денешься от жизненного опыта. И от того, что хоть что-то, хотя бы самую малость, поэт должен пережить на собственной шкуре. Иногда достаточно провести пару недель в той же психушке с её циничным и жестоким персоналом, чтобы осознать весь ужас концлагерей. Иногда довольно почечной колики, чтобы прочувствовать и понять, что такое застенки инквизиции или (мужчинам) родовые муки. Не хочется желать никому плохого, но иногда это просто необходимо – как лекарство от «детства» в его особо «клинических» формах. Истинный поэт сумеет из своего малого отрицательного опыта вырастить большое и полное осознание трагедии человечества – и невозможности в это играть.  Кому-то для этого достаточно и несчастной любви. Но, как правило, нет. Ибо не бывает она в этом возрасте истинно глубокой и серьезной – «Санта-Барбара» мешает, точнее, напротив – помогает: разошёлся с этим – сойдусь с другим, народу много, все красивые и интересные, так чего страдать? Да и прожили мы все еще слишком короткую жизнь, чтобы накопить хотя бы малый опыт. И с точки зрения жизни и здоровья, даже с точки зрения человечества в целом и продолжения здорового рода – это прекрасно. Не берем тех, кто рано болел или пережил, к примеру, неблагополучную семью или травлю в школе (хотя через детский крест «чучела» – за неординарность – прошли многие будущие поэты). Такие могут многое рассказать – но именно они, как правило, молчат. А если пишут стихи, то очень сдержанные. Поорать – это не к ним.

Впрочем, случаются срывы в революционность и «ор» и у поэтов старшего поколения – сейчас таких, слава Богу, не наблюдаю, а вот «в оранжевую» их было предостаточно. Но если юность на баррикадах смотрится хоть и бессмысленно, но красиво, то «бесорёберные» 40-50-летние – просто жалко. Это уже истинная «клиника», то, что не лечится. Если и таких людей вдохновляют «напевы Мони», то что удивляться о молодых… Тут не поможет и осознание того, что все эти «напевы», в большинстве своем, являются осознанной манипуляцией нашим сознанием со стороны власть предержащих, сильных мира сего и подчиняющихся им СМИ, Интернета, масс-культуры и даже самого высокого искусства. Что «протестующих», «свергателей», «борцов» из нас – для своих конкретных целей и задач – делает сама «система», та самая, на которую мы «орём». Чтоб, когда надо, собрать весь этот распалённый хаос воедино и «дать приказ ему на запад» или в другом нужном власти направлении. Сейчас эта манипуляция даже не скрывается. «Скоро будет новая война на Востоке, – вещают СМИ. – Америка хочет нажиться на торговле оружием». И так было всегда, с любой революцией, с любым Че Геварой. Подобный персонаж либо сам хотел нажиться, либо, получая взамен удовлетворение своих амбиций, помогал нажиться кому-то, либо просто не понимал, что творит, ослепленный своей харизмой и эмоциями, – но те, кто могли из этого что-то урвать, и тут не дремали. Искреннее стремление к свободе и осчастливливанию человечества? – да самое что ни на есть детство и непонимание творимого. А за всем этим шли тысячи и миллионы людей, неся за собой смерти и трагедии… все то, во что во все времена играли дети-поэты.

Но, в конце концов, надо же им во что-то играть! Так пусть занимаются «культурной революцией», спасением от самого себя современного попсово-потребительского общества, которое просто поражает иногда своими формами мировосприятия. Вконец отупевшее, оно ещё пытается изображать из себя умных, всерьез рассуждая о концептуальности текстов песен Семена Слепакова (если вдруг не знаете, кто это, –гордитесь собой) или архетипах в творчестве Игоря Растеряева (ну, его еще можно терпеть, да и один-два дохленьких архетипчика там где-то таки прячутся), или же о серьезной проблематике гениального анимационного сериала (мультом не называют – умные ведь) «Южный Парк»… А о тех, кому не нравятся туповатые и «левой ногой» написанные песенки о комбайнёрах-алкоголиках или таких же менеджерах среднего звена, высказываются как о «зажравшихся мажорах, презирающих народ». Должна признаться, доля эстетского презрения имеется, но не к народу, а к таким «народным поэтам», которые, по сути своей, «онологи» самой низшей пробы – формы заигрывания с публикой у них настолько грубы и «плинтусовы», что наши юные гении, с их высоким интеллектом и неуемной энергией, для народа могут стать истинными просветителями.  

На этом фоне молодежные творческие акции вроде «Поэтического захвата троллейбуса» в Луганске, проведенные не так давно тамошним лито «СТАН», имеют даже весьма позитивную значимость. Представьте: едете вы себе в троллейбусе после трудового дня, предвкушая вечернее пивко и «Камеди-клаб» по телику – а тут в двери вламывается толпа молодых неформального вида растрепанных поэтов и начинает читать стихи!.. Хорошо. Но… Что в этих стихах, чем они пытаются растормошить народ? Да все тем же «оноизмом», «стриптизом» и «революцией». Ничего иного в себе и мире творческая молодежь ещё не открыла.

Да и что можно этому противопоставить? Глубинные размышления, философию, поиск себя? Попытки понять мироустройство, законы Вселенной, природу человека? Да кому это интересно, особенно в наше время, когда если текст не понят с первого прочтения, то он объявляется «мутным» и «занудным» и, не глядя, «сбрасывается с корабля современности». Высокие чувства и тонкий психологизм? Это интересно лишь в том случае, если несет в себе некий «косяк» психики, как, например, чистая любовь гомосексуалистов или возвышенная святая страсть хозяина к своему лабрадору, который «намного прекраснее и лучше человека». Отклик на социальные процессы? А толку от него – разве что, опять же, поорать. Красоту природы? Вот, пожалуй, единственное, что спасает, гармонизирует, успокаивает, примиряет… Но через 5-10 текстов пейзажной лирики начнешь зевать от скуки.

Видимо, так будет всегда. Изменить и переделать молодежь невозможно – она  просто такая. Воспринимает мир и общается с ним – так. Когда нынешнее поколение студентов сделается солидными 30-40-летними поэтами, а кто и критиками, они тоже станут пытаться учить и воспитывать новое буйное поколение поэтических детей. Или не станут, поняв сразу и однозначно, что смысла в этом нет. Это надо просто перерасти. И здесь речь не о возрасте как таковом. Кто-то и в 15, а кто и в 10 лет мудрее 120-летних йогов и далай-лам. К каждому оно приходит в свое время – так уж лучше путем многолетних размышлений, чтений и бдений, чем рано, резко и больно – посредством удара судьбы, личной трагедии.

Дай тебе Господь, поэтодетка, вырасти и постареть как можно позже. Даже в ущерб пониманию сути искусства и творчества. Впрочем, если оно есть в твоей жизни, – не оно ли само пытается тебя чему-то научить, выбирая для этого именно те формы, которые наиболее доступны и действенны именно для тебя?