ТЕКСТИ ЛАУРЕАТІВ ОСТАННЬОГО ФЕСТИВАЛЮ

ИГОРЬ ВИНОГРАДОВ, гран-при фестиваля - 2005 (Чернигов)

МОИ ВИШНИ
Что за вишня сегодня
Цвета божьей крови!
По невидимым
Сходням
К нам ее  привели.
Ее сладкая сфера
Не дает нам уснуть —
Как божественной веры
Воплощенная суть.
И мы вишню сшибаем,
В рот кладем впопыхах,
Замирая губами
У нее на костях...
Обескровили вишню.
А весною она
Белой лебедью дышит
У того же окна.

ЛАСТОЧКА
Как ласточка она из-под стрехи –
Худая ножка из-под одеяла —
Вдруг выпорхнет, и дни мои легки,
Когда такое есть у них начало.

Я с этой ласточкой давно уже на «ты».
В ладонь возьму – она совсем ручная —
И поцелую милую – лети!
А после жду с надеждой и отчаяньем.

И год минет, и каждый день — как год.
И триста дней, помноженные на сто,
Я буду видеть ласточки полет,
А иногда еще и не напрасно.


***
Луна на яблоневых ветках,
Где яблок маленькие луны
На лиственных своих розетках
Лежат обхватисты и круглы.
Толкнуть не потянусь к луне я,
Так, любопытству на потребу, —
Она и так сидит, бледнея,
Дрожа скатиться снова в небо.
Ее ресницы обгорели
(она сидит смешно, по-птичьи) —
От звезд ли ночью, на заре ли?..
Я закурил. Я чиркнул спичкой.


ДЭЯ   ТЕНЕНБАУМ (Днепропетровск)

***
Пусть забудется все: грязь и осень, и слезы, и стоны.
Только добрые чувства смиренно над миром звучат.
Это девушка Вера застыла у старой иконы.
Это девушка Анна примерила новый наряд.

Снежных елок покой так доверчиво, нежно разлапист.
Белый снег отдыхает в изящных изгибах ветвей.
Это девушка Вера поет незнакомый акафист.
Это девушка Анна танцует с улыбкой твоей.

А в мерцании звезд - еле слышный поток укоризны.
Миллионы людей на страдания жизнь обрекла.
Значит, девушке Вере калекою быть в этой жизни.
Значит, девушка Анна слепой от рожденья росла.

Все изломы судьбы тяжело, но возможно исправить.
И поэтому солнце и лето, как сказку, зову.
Это девушка Вера читает молитвы на память.
Это девушка Анна садится, смеясь, на траву.

И тому, что случилось, не раз суждено повториться.
Птица Феникс над парком неузнанной точкой летит.
Это девушка Вера за нас будет Богу молиться.
Это девушка Анна мне вечером в дверь постучит.


ИРИНА ЦИЛИК (Киев)

***
Я послеполуночница
С локтями, больно-стертыми.
Я крове-переводчица
Бумажными аортами.
Я пережечноспичница.
Я запахо-фанатка. Я
Потомственная птичница,
На шорох крыльев падкая.
Я вечно-безбилетница
В трамваях и желаниях.
Горящеглазосплетница,
Я фея обоняния.
Я некто шоколадница
С облизанными пальцами.
Я дама-беспомадница,
Которой в душу пялятся.
Луны бесстыжей крестница,
Я светом тьму-родящая.
Я девственно-кудесница,
Из тела состоящая.
Вуайеристка с веером,
Но взглядо-безвуальная,
С тумано-сном навеянным
Я песня визуальная.
Заочно-одиночница,
Страницо-перелистница,
Я послеполуночница,
Я полдненавистница!


НИКА АЛИФАНОВА (Киев)

РЖАВАЯ ДУДОЧКА
Маленький ангел во ржавую дудочку –
Песню о фее в горошковом платьице.
Нежный ренет на каемчатом блюдечке,
Как заведенный, старательно катится.
Катится, катится…  Скоро покажется…
Краешком глаза – далекое. Поровну
Делится счастье пропащее. Вяжется
Мятый венок изо всякого сорного –
Сумка пастушья, полынь, одуванчики.
Все проступает светло и пронзительно,
Если у ангела в тоненьких пальчиках
Дудочка ржавая. Знак вопросительный –
крохотный – жмется в конце предложения.
Фразы из песенок – лепятся, лепятся…
Стихосложение, мыслесожжение…


ЯРОСЛАВ МИНКИН (Луганск)

***
Часовой
  исказил мой остаток  лица
Я – жмых постороннего страха
Я – Краков
в осаде
Я – ссадина
в гуще стихов
посвященных Саади
Я – мышь, что застряла в часах
Рассказать?!

Это урки  окурок
  или корка за окорок?
Это может быть кто – то как тремпеля
            тромбы,
Как руки ворвутся в овраг?!
     Отвечай!
Или кто-то быть может иконопись
        сменит на коновязь
Помни, Черный,
  валежник раздавит тебя
     в переполненной варежке…
А мясо опять застряет по зубам, избегая утробы,
в которой ты все еще варишься.


ЮЛИЯ БРОВАРНАЯ (Винница)

***
И тогда ты поймешь, задремав в жигулиной арбе,
что я - зверь о тебе, что я - муж о тебе, что я - мысль о тебе…
Александр Кабанов

Нет ни слов, ни силков,
Чтоб тебя удержать и остаться,
Словно жук в янтаре,
В этом августе, в этом меду…
Душно…Дудочка, слышишь, призывно играет?
Я иду, Крысолов, как всегда, я покорно иду.
Я иду, опуская глаза, как нашкодивший школьник,
К чёрной смерти и к белому свету невиданных врат
И, оставив меня, врач смывает следы в рукомойник.
И теряешь ты слёзы – огромные – в сотни карат.
А в полынных полях разыгрались искристые феи.
Ты ловил их и требовал, мир разломив, как гранат,
Из рассыпанных зёрнышек складывать бывшее время,
Перенизывать луны в гармонию лунных сонат.
Но – играй не играй – рассыпается бисером писем
Тот чудесный мирок и бодрящий коктейль-Коктебель.
Как себе предлагаю: оставим печальные мысли,
Что ты – зверь обо мне,
Что ты – муж обо мне,
Что ты – мысль обо мне.


ЛЕОНИД БОРОЗЕНЦЕВ (Винница)

* * *
На два дня в Коктебель,
И – обратно, домой, на Итаку,
Чтоб счастливый обломок
Сквозь время вернуть кораблю.
Там где волны – постель,
Сердце вторит вселенскому такту,
Язычками их гребней
По воздуху пишет «люблю!».

На два сна в Коктебель,
Где ракушками люди на пляжах:
Облепили, вросли,
Где различных наречий коктейль,
Где и горы – волной,
И текут виноградные кряжи
Золотыми слезами
На древнюю пустошь земель.

На две ночи: взглянуть
На камней человеческий профиль –
Безмятежно, без мысли,
В цикадном оркестре уснуть,
Крымских звёзд подмешав
В кем-то наспех заваренный кофе
В чаше пенного неба,
Где капля рассвета, – как ртуть.  


МАРИНА МАТВЕЕВА (Симферополь)

ТВОРЕНИЕ (фаэма)

                           …ибо не ведают, что творят…
1.

Как страшно одинакова весна –
такая же, как прошлая. И будет
такою же грядущая. Финал
подобного мышления –
тоска.

Как страшно одинакова тоска…
Ее приход рассудку неподсуден,
ее продленность – не в живых руках,
ее уход – давлением
в висках

напомнит о себе, чтоб мы забыть
не смели одинаковость и сходство,
и тождество, и равнозначность – жить.
И эти руки-ноги – как
у всех.

И то, что у Гомера было все,
чему поэты право первородства
пыхтят родить. Но Бог его отсек
и у Гомера. Логика:
успех

творенья – не от «разницы» его.
Гомер и Бог – те знают, от чего.

2.

Пизанской башни вздыбленная рысь…
Неправильные тени Иванова…
А белка, превратившаяся в мысль,
мир одарила поговоркой новой,

известной студиозусам с тех лет,
когда незнанье притворяться знаньем
училось только на Руси... Ответ
всегда не верен. Истина – за гранью.

…Когда бы мелосец века спустя
увидел легкость совершенства, груза
лишенную,  - ни локтя, ни перста
для Афродиты бы не взял у Музы.

А наш фотограф Вася? Вечно пьян,
Но в кривизне своих портретов – гений.
Судьба сама решает, где изъян
Добавить к завершению творений.


3.

Как трудно доказать, что мы не те,
Кто виден на поверхности творенья.
Смотрящие на нас во слепоте
Увидели бы больше. Им прозренье
Страшнее, чем выкалыванье глаз.

Кто – раны? Иглы кто в их мягком теле?..

…Когда укрыто истинное в нас
Шелками в золоченой канители.

Никто не станет вчитываться, грызть
Горчащий винный камень преткновенья,
Когда бокал – букетен и искрист,
И сладкострунной легкостью опенен

Никто не станет вглядываться в те,
Глаза, что так полночны в черноризах
Густых ресниц – что кисти на холсте,
Наметывают на лице эскизы
Приевшихся за сотни лет страстей:
Привычным стало даже откровенье…

И больно только нам, что мы не те,
Кто виден на поверхности творенья.


ЭПИЛОГ

Как страшно одинакова душа…
Как ни верти, а цель – спасенье в Боге.
Все остальное кажется убогим,
что стертый аверс дряхлого гроша.

(…да-с, ценность древней драхмы из могил –
раскопов – больше, чем моей копейки...)

…Простой священник (1) просто говорил,
не думая, что скажется навеки:

«Я в эту полумертвенную жиль,
полуживую смерть пришел – откуда???
Не ве-да-ю…» А потому спешил
он «…говорить…». Успеть хоть это чудо
прочувствовать…

Мы тоже говорим.
Не ведаем, бо, этим – что творим.

(1) – Августин Блаженный.