Строгий мой судия, непреклонно взыскующий

И в высокой словесности столь искушённый,

Сколько я ни скажу тщетно слов на веку ещё —

Всё не ради волшбы и блестящих канонов.

Чужды сути моей,  как всему сокровенному,

И эстетский снобизм и бесстрастность изысков, —

Если дадены нам постижений мгновения,

Лишь затем, чтоб умножить служение близким,

Чтоб в исканьях своих обретённою верою

Маяками всечасно светить,

                                          неустанно,

А не множить морокой cловес

                                              лицемерие,

Так, что мысли живой не видна первозданность.

Мера подлинных чувств и поток излучения —

Безыскусны порой в откровенных порывах,

И слова из души в самоценном значении —

Пусть избиты, стары, но пронзительно живы.

... Что же до мастерства? До огранки, отточия? —

Постигаю и чту этих тайн непреложность,

Но в рассудочный блеск верю как-то не очень я

И в иные витийства, покрывшие ложность.

... А над чьей-то строкой — горевою, расхристанной —

То замрёшь, то взметнёшься до сердцебиенья:

Так правдиво-просты многосложные истины,

Как босые ступни на высоких ступенях.