Если бы Кассандра Остин читала комиксы о Белоснежке, мне было всего четырнадцать и не судите строго, днем я лепила мир из пломбира, а получались снежки, вечером снежки таяли, примесь чужого слога. Падает на безударные дождь по клиффордской черепице, вчера разучили в хоре канон святой Вероники, хвостатых комет гряда - это подснежники, все расчленения смысла равновелики, снежные лики скажут ли миру «да». Дорогая Джейн, не впадай в риторику – скоро поспеет брусника, протри серебро, но только не уксусом – что тебе говорить, ночью саднит ребро по инерции  - вот ведь какая штука, так не должно быть, конечно не может быть. На приеме у принца Георга страусиные перья и злаки, не красные маки, а белая в тон тесьма, представьте меня, почтовые марки клеят бумагомараки, а мне улыбается мать колыбельная тьма. Ты не со зла такая, оку так одиноко смотреть на мир, создаваемый ежевечерне, вместо молитвы помилуй мя и прости. А утром исчез опять, говоришь себе: "Что же ты вертишься, словно белка, замри, лежебока", а было бы что-то из Блока - хоть книгу в себе спасти. Лежит она рядом со мной - из младенческой неги в петлю бы, самую прочную, чтобы на этот раз действо не сорвалось, самую прочную, как мы себе не любы, голос и губы - что-то ненужное, и западает ось.