Этому городу угрожает инсульт.
Или инфаркт – всё равно ему только снится,
что он сердце и мозг Державы. Но сосуды его несут
металлических тромбов растущие вереницы

наяву. И всё медленнее. И всё трудней
виагристыми вечерами ему напяливать гордо
ритуальную маску пространства, сплетённого из огней,
крашеных в звёздную жизнь. Он стар – суперстар – этот город.

Вонью и матерщиной веет холодная пасть –
метропасть внутренних массовых перемещений...
Если бы он был мужчиной, я бы не стала с ним спать.
Но я не с ним, я в нём. Такая любовь пещерней.

Это любовь паразита. Взгляд мой охотно ест
клумбы, фонтаны, фронтоны, церковные главы –
здесь не найти свободных, но много съедобных мест.
Зато я не размножаюсь, хотя могла бы.

А кто посмелей – размножаются, клонируя шустрое зло,
протезами небоскрёбными подменяя
живое усталое тело – пока их родное село,
покинутое, звереет от пышной истомы мая.

Я чувствую: этот город придётся покинуть мне.
Когда его вольная кровь прорвёт, наконец, плотину,
и сгинут – в заветной волне, во всеядном огне –
все те и не те… вряд ли мне суждено во плоти, но

можно, расставшись с судьбой, воспитать фантом –
антонимом этажей, антиподом Прокруста –
зализывать раны времён и пророчить о том,
что это святое место не будет пусто.