Марта: «На самом деле а как же мораль?». Эустасио: «Мораль в этом городе? Чем активнее она в этом городе, тем нигде ее больше нет». – «Ну неужели тебе всех этих девушек вовсе не жаль? А зачем же им дарил столько пряников каленых, бус и конфет?». Эустасио: «В рамках смет, а по любви – так чтобы до крови губу, и на том берегу в дугу – так вот так вот я, если подумать, и не могу». Марта: «Я сама себе лгу, что от него сбегу. Клянусь на речную мглу не смотреть, песни не петь, лишь бы с ним только впредь никакая другая, а их тут – целая стая. История наша простая, она влюблена в свое представление о человеке, который любовь начинает ссорой, заканчивает душеспасительной беседой, лишь бы не видеть тебя одетой». Эустасио наш, если подумать, был всем хорош, так что первый ряд пробирала дрож, в правом рукаве прятал нож, у нее падали кости – лебеди из рукава, как доказательство, что в пьесе еще жива. Марта – ослушница адрес-календаря, зачем ты для гибели нашла такого меня – я же даже убить не способен, а только расцарапаю кожу, ты ведь потом меня не оставишь тоже, а так влюбленным делать совсем негоже, чтобы не умереть в один день, чтобы осторожен оказался один из них, и жил потом долго-счастливо, не поминая лихом в каком-нибудь уголке пыльном и тихом. Марта: «Ты привык о любви и судить по книгам, а в жизни почему-то так и получается всегда, и никто не уверен, что лучше было бы по-другому, чтобы ходить привидением в белой занавеске по дому и выкликать: «Эустасио, где ты, помнишь, как мы ели морошку? Как решили завести ту бездомную кошку, поить ее молоком, быть ей вместо, в отца и в мать, и в духе не воскресать и не умирать, никаких лишних эмоций не допускать в зрительном зале по шкале Рихтера, чтобы знали, как мы за них страдали». Эустасио: «Это всё вполне бесполезно, Марта, даже если бы ты была натурщицей на задворках Монмартра, или пикантной пышкой, или сидела бы под платаном с умной книжкой, ничего бы не помогло – добро никогда не побеждает зло, иначе бы всё могло рухнуть в одночасье, и мы бы не встретились в третьей части через сорок лет после описываемых событий, и благодарный зритель не всплакнул бы над нашей долей прекрасной и невыносимой, а в тех городах, где настоящие русские зимы, не влюбляться вполне могли мы. Вышел бы старый лакей и объявил бы, что это просто лопнул флакон, но осколки уже подобрал на совок с должным тщанием он, но всё равно он приговорен. А мы бы знали, что холостыми не может стрелять ружье, и куда он денется без нее – даже не постирать белье». Марта: «Определенно во влюбленных что-то неприятное есть – такая вызванная тайным знанием мелкая спесь. Мол – мы-то счастливы, мы добрались до точки отправления поезда А и поезда В в свое простое «нигде», а вы оставайтесь там, где стояли, ожидание в этом зале – довольно неприятная штука, но нет, ни звука. «Разлука ты, разлука» звучит из динамиков, пары танцуют свой венский вальс – а что еще здесь потребуется от вас – помнить все фигуры после уроков физкультуры, где с утра искали халтуры все участники этого действа, и явно сейчас кто-то учинит злодейство, но нет – все идут на второй урок, а там по программе – Блок, прекрасная Незнакомка, произносите четко и громко». – «Марта, ты – скопидомка, всё это носишь внутри, скорее всё это сотри. Не ходи с этими данными, Богом тебе не данными – они принадлежат кому-то другому, кому-то совсем пустому, кто может вместить – да вместит это всё вместо нее, и да пребудет навеки с ней сердце твое».