Атак панических гребнистая волна витки варьирует, периоды, сезоны – одно бесспорно: не договоришься. Ждёшь колыбельной. Укрощаешь ревуна кардиограммы неестественно узорной. Как тот гроссмейстер против афериста. Не знаю, как оно споётся на мосту через клокочущую рыжей лавой речку – ведь я и по лужайке не катался. Отнюдь не выход переписывать мечту под чью-то лёгшую под флаг библиотечку, когда ты слыл летучим гибралтарцем. Сходил к врачу – сказали думать о весне, о распускающихся огненных каштанах и не хлестать, а гладить муфтой музу. О, кабы смыслили они в лепной возне не поддающихся стамеске слов бесштанных, пробравшихся сквозь дактиль в анакрузу! Мне те каштаны – только лишних пять минут воспоминания об отрочестве блёклом, когда прабабка тёрла пятки пемзой сперва себе, потом щенку, а там смекнут её подружки отмотать мой путь к пелёнкам – айда, неврастения, будь любезна! А мир здоров. Как при Пилате. Просто блеск. Знамёна реют, рвутся, треплются, пылают – и каждая приехавшая хвойда вырвисердечней и надрывнее, чем Лепс, орёт до тундры, заповедника и плая, что губ нет утончённей, чем у Флойда. И чья суммарно совокупность истерий – моя иль засланных подкидышей – сильнее, ещё открыт вопрос для Госкомстата. Ты вон баранов-альбиносов костери, а не блондина с пасторальных поселений, система нравов! Ну, и гавкай на косаток, а мне уже, как видишь, года тридцать три пора трёхфазник пилотировать усатый. |