Прижаться к земле, и застыть на рассветном безумье,
Впитать в свою кровь беспокойную кровь тополей.
Никто не узнает, никто не поймет, что ты умер.
Никто не увидит струящейся жизни твоей.

Дано только небу – до сути проникнуть в безмолвье,
Дано только жизни - струиться меж вен – в облака.
Никто не придет, не откроет поющее море,
Никто не поднимет звезду на дрожащих от тайны руках.

И я – об одном – повторяю, прижавшись к планете безмолвной,
Иные слова говорить – не достаточно голого рта.
Я внемлю земле – и землею наполнено горло,
И жизнью наполнена бренная сущность моя.

Пусть завтра – стихи оборвутся, рассыплются белою пылью,
Пусть завтра планета меня в свои руки не сможет принять.
Я - есмь. Я – прижавшись губами к полыни,
Пью мир. И планета врастает в меня.

Никто не услышит, как двери откроются в небыль,
Внезапно не станет земли, и погаснет бушующий мир.
Никто не спасет от заката горящее вечное небо –
Не вечно оно вне живущей и смертной груди.

И мир умирает, когда мы теряем сознанье,
Когда мы струимся – из жизни в иные миры.
Прижмитесь к земле, пока еще небо пылает!
Пока еще здесь, в этом мире, пылают цветы.

Все это – для нас, нашим венам и нашим глазницам –
Предельность земли, круговое рождение дня.
Я только смотрю, как по небу проносятся птицы,
И я уже – вечность, и вечна – в ладонях земля.