ПРОЛОГ
Когда оставалось
одно уставшее за ночь тело
с лицом цвета пепла
и голосом неподвижным.
Дыханьем стихало, руками слепло,
слабело очнувшимся “ненавижу”,
не замечало ни сморщенных простыней
(Нет, за что мне –
выпало воплотиться?),
ни мухи, крадущейся по стене,
ни штор, ни мира за шторами,
где звонко целуют рассвет
птицы.
И только Его силуэт
на глазной изнанке
ясней проявлялся
холодным утренним ликом,
засвечивая мельтешенье иных знаков,
царя в упоении диком –
прекрасней плоти и глянца.
Как вдруг над над Ним показалась –
сестра не сестра ей?
двойник не двойник ли?
звезда ли? святая
(ведьмы так не сияют?)?
И слетали
с Её ладоней покорной стаей
ослепительной, и вонзались
в Него, и проникли.
И не то чтобы
Он, окровавленный, рухнул мёртвым –
Он не вспыхнул и не погас,
не стал ни трупом, ни прахом,
Он просто исчез, растворился незримым мёдом
в тёплых чашах глаз её,
вместе с тоской и страхом.
И когда, встречая его прилюдно, случайно,
она так молча и бережно улыбалась,
ему нечем было читать ни вину, ни жалость
к тленности красоты его,
ни прочие тайны.
1. ЗАКЛИНАНИЕ
Приручаю в свечи
называю: лучи
уповаю – звучи
отвори, научи
чтоб сияли сильны и возмездны
сотвори и вручи
не от дома ключи –
ключ от кладезя бездны
ключ от кладезя бездны
ключ от кладезя бездны
ключ от кладезя бездны
ключ от кладезя бездны
ключ от кладезя бездны
2. ТОЖЕ ЗАКЛИНАНИЕ
Ночь сокровеннее, но откровеннее дня.
Ночью приходит призрак убитой любви.
Ночью становится видимой нитка огня,
тонко дрожит и поёт золотое «Не рви!»
Истинный свет – иной,
чем у тебя в огне.
Думай меня, мной,
только не обо мне.
Не для огня ли мы жизни дарованы, как
призрак убитой любви – тебе, палачу?
Не для того, чтобы ты понял, – знак.
Не для огня я зажигаю свечу.
Истинный свет – иной,
чем у меня в окне.
Думай меня, мной,
только не обо мне.
Не обо мне – жгучей иглой воткну
тёмный и, словно любовь, ненужный ответ.
Чтобы прозреть, надо глядеть во тьму.
Чтобы ослепнуть, надо узреть свет.
Истинный свет, иной,
ярче огня и зари.
Думай меня, мной,
и – не смотри, не смотри...
3. В ОБРАЗЕ КОШКИ
Живущий под юбкой пушистый зверёк
хитрющ, но и ласков, и лаком.
Ночь в обмен на кровавый зарок
даёт ему хвост и лапки.
Прыжок на забор – приземленье – рывок –
и заперто млеющий хохот...
Живущий под юбкой пушистый зверёк
ночью идёт на охоту.
Всё видя, всё слыша, но мимо любой
приманки – гриба, земляники,
целебной душицы, травы зверобой,
лазоревых глаз вероники,
мышонка, зайчонка – зверёк проскользит
извилисто, но устремлённо,
куда не носили старушки корзин,
где старцы не били поклонов,
куда не ступала нога кобеля…
Там в дебрях таится безвестно
поляна, где ладаном пахнет земля,
заветное, злачное место.
И здесь пропоёт населенью листвы,
цикадам и пятнышкам лунным
кошачье названье волшебной травы:
Маун*! Маун!! Мааау-уан!!!
___________________________
*Народное название валерианы
4. ИСПЫТАНИЕ ЗВЕЗДОЙ
В смородиновых сумерках, когда
разнежена озёрная вода,
и шорох трав, струящийся лугами,
уже роскошен,
ещё не скошен,
карминно-золотистая звезда –
звезда с шестью паучьими лучами –
тебя заметила
в твоём окошке.
К окошку, обращённому на юг,
натягивает луч звезда-паук.
Такой невинный, еле видный лучик –
и где там путы?
где паутина?
А ты сидишь в оцепененье рук,
уже затронут силою паучьей.
Зато она твоей
не ощутила!
Дождись купальской ночи, чтоб в крови
остервенела сила. И сорви –
не папоротника досужий призрак
(он много дальше,
чем эта недо-
сягаемость её), останови...
Нет, просто ради моего каприза –
ты обещал мне
все звёзды с неба!
...Очнувшись от глубокого Ничто,
за боль цепляясь, как за свой исток,
ты вспомнишь лишь о том, что был жесток...
Но оголи оконную картину:
кто там сквозь дымку
так томно брезжит? –
мускатный замороченный цветок...
С небес исчезла только паутина,
но ты не видел
её и прежде.
5. В ОБРАЗЕ ВОРОНЫ
Скоро, скоро
точка, око прозренья
ночь, куда прольётся время
с корнем, с корнем
вырывая тощую зрелость
чтобы отворить пустоту
кормом, кормом
склёванным на лету
комом, комом
в певчем горле
Лето, лето
отлетая дымно и душно
обучило тленному душу
Лета, Лета
чёрным отразит небеса
лента, лента
помнящая насмерть голоса
кружит, кружит, кружит тишиной
лепта, лепта
в прошлое дыханье ценой
6. В ОБРАЗЕ ДЕВУШКИ
Плачу, плачу, плачу в ожиданье дождя –
он придёт на столько же дней.
Солнца пожелав и в небесах не найдя,
очи зажигаю ясней.
Травы разопьют солоноватый дождь.
Солнце соберут купола.
Если бы я знала, что ты придёшь,
я бы тебя ждала.
Вечер мне поведал, как светиться луной,
ветер – о непойманных в сеть,
зеркало – о том, что людям кажется мной,
и ещё о времени – все.
Пёрышком в окно залетает весть,
белым – да с того ли крыла?
Если бы я знала, что ты где-то есть,
я бы тебя ждала.
Мне бы, как у веточек душистых пчела,
у судьбы трудиться весной.
Сколько было весточек, что я не прочла,
сколько не запомнила снов!
Если бы я знала, что нигде тебя нет –
знанием, безмерным, как тьма –
первого, любого, кто придёт ко мне,
я бы превратила в тебя.
7. ПЕСНЯ НА КОСТРЕ
Ничего не ведала,
не могла.
Я на нитке бегала,
как игла.
Не Господь подсказывал
и не плоть,
где навеки связывать,
где колоть.
Знала только ниточки,
узелки,
кто намечен в дырочки,
кто в силки,
где, когда обещана
чья беда.
Главного не ведала
никогда –
как от неизбежного
уходить,
чем костёр мой бешеный
охладить,
чтоб уснула бережно,
как в снегу...
Ничего не ведаю,
не могу!
|
