Поэту Александру Сигиде


Нет такого понятия – «наша Родина». Родина, – как лоскутное покрывало: многообразна, пестра, вариативна, эклектична. Она состоит из региональных кусочков, областей, фрагментиков – «ваших» и «наших» маленьких Родин, – и нет между ними никаких мостов, никаких компромиссов, никаких «контактных звеньев», посредством которых в этом неумолимо конкретном разнообразии «своих» и «чужих» можно было бы обрести некого общего Третьего, возрадоваться ему, усадить его за Третейский Круглый Стол и с обеих сторон на коленях приползти на переговоры.
В нашей, «гулящей и крашеной», украинской войне Западной («Оранжевой») и Восточной («Синей») Розы на роль такого Третьего издревле претендовал и претендует бедолага Киев – город-Король, город-Центр, город-сноб, город-жлоб (город-гроб – ?), город-герой, город-буржуй… Гениальный аполитичный бездельник, витающий в Космосе своего мэра и черпающий силы из регионов. То от Галичины национальным самосознанием подпитается, то от Донбасса – интернациональным углем. Так и живем: с миру по нитке, – того и глядишь на новый глянцевый бутик хватит.
Вот мы какие, киевляне: богатые и нищие, ленивые и мудрые, маргинально вслушивающиеся сразу в Оба Уха нашей лопоухой Родины, но при этом упрямо (а как иначе?) ничего не слышащие, когда дело касается Своего. А «Свое» нам, столичным франтам, придерживать и легко, и тяжело одновременно. Легко, потому что формированию идентичности есть на что опереться, и она не нуждается в пафосной истерии вокруг себя самой. Что ни улица, – то История. Что ни камень, – то Собор. Лавра, София, Подол, гора Поскотенка, Лысая гора, пирамидальные тополя на Шевченковском бульваре, Площадь Победы (бывший Еврейский базар), пролетарская Шулявка, княжьи озера Пущи-Водицы – вот вам неполный список исторических «горячих точек» по одной, вполне стандартной линии нашего виртуального маршрута.
Не так в «towns» – маленьких городах и городках, в которых, в отличие от «cities», по причине малочисленной населенности плотность исторических событий на один квадратный метр территории с соответствующей их фиксацией в музеях и памятниках – значительно меньше. Ну, нет в городе «Мухосранске» (словечко поэта Славы Рассыпаева)  N-ской области Врубеля и Рубенса, нет! И что? Как посмотреть, то и Киев по сравнению с коллекциями Эрмитажа и Лувра – такой же, прости Господи, Мухосранск. Посему, приняв во внимание в качестве априорной предпосылки тот факт, что история измеряется не количеством памятников, а качеством исторической памяти, перейдем к нашим баранам.
Небольшой шахтерский городок на Лугани под названием «Краснодон», известный, тем не менее, даже обывателю на Камчатке подвигами «Молодой гвардии», собрал под своим худощавым, но крепеньким крылом капризную поэтическую братию из разных уголков страны: Киев, Харьков и дальше, по малой, из самой Лугани – СвЕрдловск (не путать со СвердлОвском), Красный луч, Молодогвардейск, Лисичанск, Алчевск… Фестиваль, замышлявшийся с благородно-официальной целью «патриотического воспитания молодежи» на основании повышения упавшего было под напором криминально-алкогольных ярлыков «авторитета шахтерского труда», – никакой материальной поддержки ни от одной (подчеркиваю!) из многоцветных украинских партий в спектре «orange – blue» НЕ ПОЛУЧИЛ. А в духовной – мы, обаятельные идиоты-поэты, видимо не нуждаемся, что и позволило вдохновителю фестиваля замечательному поэту Саше Сегеде дружно послать все партии к…  и на… хотя и в довольно вежливой, надо отдать ему должное, форме.
Так вот. Я, Ваш покорный слуга, как типичный житель столицы, приехав на фестиваль, заняла вполне маргинальную позицию. Дело в том, что общей особенностью культурного поведения всех пограничных субъектов, выросших, как цветы «необычайной красоты» у Володи Высоцкого на нейтральной полосе, – является склонность к надеванию альтернативной маски при попадании в то или иное сообщество. Свой среди чужих – чужой среди своих. Не то свидетель, не то надзиратель… Двойной предатель. «Ты вечно третий. Ты ни с кем. Над схваткой»,  как писал в свое время Евгений Евтушенко. Так, в среде атеистов я слыву глубоко верующем человеком, а среди людей религиозных – опасным вольнодумцем. Среди богемы я – законченный ботаник: училка, ханжа, синий чулок, – в академическом же кругу – бунтующий пиит… Трудно, братцы. Приезжаешь в Галичину, говорят, мол, ступай отсюда, москаль, космополит ты эдакий! Наладишься к панславистам в Крым – гонят за «буржуазный национализм»…
Теперь вы понимаете, до чего тяжело нам, киевлянам. И эта духовная растерзанность в современной гуманитаристике еще и именуется новомодным словом «транскультурная идентичность», подчеркивающая какую-то там «широту кругозора» и якобы «толерантность»… Как типичный маргинал, или, попросту говоря, деклассированный элемент, я, приехав на крайний Восток, тут же приняла позицию Запада, что для меня, собственно, было и несложно. Еще бы: русскоязычный оранжист. Противник СССР. Сторонник демократии. «Щирий українець». Любитель – о, Боже! – американской интеллектуальной прозы, джаза и рок-музыки. Ко всему прочему, экуменист, философ, профессионально занимающийся проблемой диалога и, к тому же, – поэт, который второй Родиной считает в стельку западный город Ивано-Франковск со всеми вытекающими из него последствиями: от готического костела – до стебовой надписи: «Дякую тобі, Боже, що я не москаль!» – на футболке карпатских умельцев.
Насмотревшись портретов Степана Бандеры в полный рост, начитавшись – полного собрания – романов Андруховича и набычась в полные щеки, я вступила в Краснодон, изготовившись к непримиримой борьбе.
Произошло Чудо.
Борьбы не было.
Были Любовь, Понимание, Дух, Бог…
Были шахтеры, размышляющие о Сократе.
Были желто-голубые занавески на окнах луганской маршрутки…
Была некая экзальтированная юная леди, искристо выпорхнувшая из зала при предложении прочесть русский стих вместо украинского…
В общем, было, что угодно, кроме убогих цветовых маркеров, которыми наделяют и которыми разделяют нас политики.
Да, у каждого малая Родина – своя, своя она и у краснодонцев. Меня попросили написать об этом «со стороны», но за прошедшие три дня фестиваля я так прикипела к месту, что чисто «со стороны» вроде как и не получается: придется одновременно и «со стороны», и «изнутри», и что победит покажет конец моего сумбурного, пишущегося ночью на верхней полке вагона поезда «Луганск – Киев», текста…
У меня сложилось очень четкое впечатление, что внутренне город Краснодон – при всей его внешней целостности – тоже очень неоднороден. Это своеобразная микромодель Украины, лоскутное одеяло из трех больших культурно-ментальных сегментов-историй.
История первая. Краснодон шахтерский. Борьба за труд. Тут – традиционная пролетарская романтика с архетипами советчины во всех ее атрибутах: митинговщина, пафос, коллективизм, внутреннее напряжение и какая-то надломленность… На чисто советскую массовость удивительно органично накладывается (при всей несовместимости веры и атеизма) идеология московского православия с ее доминантами панславизма, соборного единства и ярко или смутно подразумеваемого империализма. Это удивительно, до чего прав был старик Гегель, говорящий об опасности искажения теории в практике, например, о метаморфозе христианского гуманизма в крестовых походах. Когда смотришь (простите за невольный пафос!) в честные глаза шахтера, не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, КАК реальный Труд и реальный Патриотизм отличаются от выкриков о «ценностях» труда и патриотизма, устраиваемых в политическом балагане. А чем грамоты с вензелями выдавать (хотя и это важно, не спорю), подумали б лучше о системе безопасности в шахтах, чтобы не было нагнетания годовых «тонн» за счет ежемесячных трупов. Трупы… Единственное, что нельзя простить.
История вторая. Краснодон молодогвардейский. Борьба за Веру. Нечеловеческие муки ребят, погибших не за «товарища Сталина», а за то, чтобы не изменить самим себе. Отстиранная от крови маечка за музейным стеклом, принадлежащая мальчику, которому могло бы исполниться лет, например, восемьдесят, и сидел бы он на лавочке в скверике, и играл бы в домино, а не висел бы с вытянутым позвоночником в шурфе высотой 50 м.  Когда я смотрела на белую ухабистость степных кряжей, продувая бензинные легкие волнами полыни, я чувствовала этих христианских мучеников (именно так: именно, христианских и именно так чувствовала) острее, чем созерцая бантики в посвященном им музее. И это не «женская лирика»: просто любовь к Родине – не тождественна страху перед государством. Истинная же Вера – дитя Любви – не мед ,стекающий с усов диктатора. Истинная Вера – свечечка на могилке умершего от рака двадцатисемилетнего местного барда Вени Дркина, поющего о водке над гробом покойника…
История третья. Краснодон казацкий. Он же – поэтический. Борьба за землю. Пистоль образца ХІХ века. Белогвардейская кровь. Не молодогвардейская, но тоже молодая. Изумленное зверствам века лицо земледельца-поэта, не желающего знать у себя Дома ни ваших – ни наших, ни тех, ни этих, ни коммунистов – ни нацистов, ни синих – ни померанчевых…
А теперь сравните и вспомните. Разве не то же самое было в Галичине? Разве не того же хотели пресловутые «бандеровцы» – тупо быть хозяевами на своей Земле, и чтоб никто не мешал. Быть, чтоб Трудиться и Верить. Потому что на Западной Украине не только «торгуют в Польше», как это принято считать в некоторых кругах, но еще и выращивают, шьют, лепят, пишут, учат… И – Любят. Безымянные, ухоженные, с вечно свежими цветами и не гаснущими под гнилым гриппозным дожем свечками, кресты замученных за свою Веру вояк ОУН-УПА, не все из которых служили СС, говорят так же красноречиво, как трупы в шурфе. Именно так же. Не больше. Но и не меньше.
Исходя из изложенного выше, возникает вопрос? Какого черта мы деремся? Я, конечно, – не кот Леопольд, но, ребята, если на обоих полюсах нашей полихромной Родины одинаково Трудятся, Верят и Любят, не являются ли эти Вера, Любовь и Труд теми китами, что всех и вся перетрут: и желтых, и зеленых, и розовых, и голубых? Всех извращенцев от политики, превращающих народную жизнь в травести-шоу?
Посему, не теряя своих красок и убеждений и, перефразируя Конфуция, допуская, что «оранжевый останется оранжевый, синий – синим, москаль – москалем, а хохол – хохлом», – почему бы нам не рискнуть и не поиграться с палитрой? Представляете, что за Моне получится?!
Давайте перекрасим Апельсины в цвет Неба и вместе нажремся ими: благо, они не наколотые.
Тем более что фрукты, как и облака, –
                                                          очень
                                                                    полезны
                                                                                 для
                                                                                       здоровья…  
                                   



                                 27-28 сентября 2009 г., поезд «Киев-Луганск».