Художественное мышление Татьяны Аиновой неразрывно связано, обусловлено и сформировано личной потребностью интеллигибельного освоения мира. Поэтесса не подходит к миру с какой-то заданной меркой или с априори сформированным отношением, облекая это отношение в некую художественную форму. Её тексты, образы и тропы не самоцель, а инструменты познания и реализации собственных рефлексивных потребностей, средства достижения художественной и личной сверхзадачи.
Иногда эти инструменты становятся подобны хирургическим, при помощи которых бесстрастный познаватель с почти да Винчевским вдохновением расчленяет не только окружающие его явления, но и самоё себя. И тогда бессмысленно говорить об эксгибиционизме в «Заклинаниях» или о политическом флёре «Небоскрёбов», ибо это всего лишь жёсткая констатация реальности в процессе поиска в ней собственно места, и поиск этот осуществляется всеми доступными поэту средствами, в том числе и художественными. Здесь об эксгибиционизме или о политизации приходится говорить, как об отправных точках, определяющих для реальности, но автору служащих только поводом. И, действительно, не обнажение неких частей тела или политика как таковая, здесь важны, а доминанта неповторимого чувства, родившегося при прикосновении к данной конкретной реальности. Поэтесса – человек увлекающийся, она самозабвенно изучает собственное чувство, открывая в нём всё новые и новые грани, уподобляется некоему авгуру, способному гадать на собственных внутренностях. На уровне подсознания она ощущает, как велика цена незамутнённого рассудочностью чувства, которое есть первоисточник только потом, через временной промежуток, следующих мыслей. Она знает, что именно чувство формирует личную оценку явления, Но ей важен стих не только как способ увеличения числа единомышленников, но и как средство расширения собственного жизненного пространства и личного плацдарма для дальнейшей самореализации.
Позиция и художника, и не побоюсь этого слова, гражданина формируется уже на совершенно ином качественном уровне. Исключаются инородные привнесения извне, создающие зомби-эффект, мировоззрение предстаёт в виде скалы собственных, имманентных взглядов и позиций, а система этих взглядов в сочетании с поэтическим даром позволяет говорить о позициях индуктора (в устаревшей форме – властителя дум).
Не на этом ли этапе, этапе жёстко определённого, личностно сформированного мировоззрения отпадает потребность в стихах и возникает необходимость в художественном и философском эссе, шире--  прозы, когда освоение мира переходит в фазу активного вмешательства в ход современных событий, когда внутренняя позиция требует уже не только слова-понимания, но слова-поступка, слова-деяния.
Темы, которых касается автор, достаточно традиционны для поэзии: возраст и время, война, гендерные вариации, проклятые вопросы о смысле жизни и творчества, реверс на линии автор – аудитория (толпа), и др. Но надо ли повторять, что каждое поколение имеет право вновь и вновь касаться этих вечных тем. Для читателя, да и для самого автора, центром внимания теперь является не столько тема, её конфигурация или вариация, сколько специфика личного взгляда автора на хорошо знакомый предмет.
Богатство и многообразие ассоциативных привязок при построении образа, при передаче чувств или мыслей, на первый взгляд, просто размывает смысловую ткань стиха. Но эта тенденция обусловлена стремлением к активному освоению как можно большего пространства, желанием охватить как можно больше мира, а также продиктована интуитивным детерминизмом и ощущением мира как единой, сложной системы.
Читатель, преодолевший определённую резкость авторского стиля, попадает в некое магнитное поле абсолютной откровенности, той откровенности, которая не от «открыть», а «от крови». Аинова иногда откровенно прямолинейна, откровенно жестока, откровенно авторитарна, от её голоса веет плотской реальностью дикой природы, где лично она живёт без всякой страховки. Кроме того, поэтесса с особым мастерством трансформирует молодёжную лексику в совершенно легальные тропы. Она находит такие лексические формулы, в которых легко угадывается и молодёжный сленг, и суперсовременная русская идиома, творимая новым поколением. Такой стиль сродни некоему коду, по которому читатель безошибочно определяет своё «поколенческое» родство с автором.
Симфония автора прекрасно обходится без высокого штиля, она тяготеет скорее к практической психологии, очерченной вполне конкретными понятиями:
ЦЕЛЬ,
СРЕДСТВО,
ПОВОД,
СПОСОБ
(«АквариуМистика», стр. 58).
Такая прикладная лексика в сочетании с активным использованием терминологической базы не есть какое-то новшество в сегодняшней русской поэзии, но она позволяет поэтессе расправиться с псевдодуховным паллиативом мышления, дабы освободить и восстановить в первозданной цельности естественные, если хотите, животные инстинкты, крайне необходимые для выживания в реалиях сегодняшней цивилизованной дикости.
Сегодня уже сформировалось то новое поколение, которое станет читателем Аиновой не вследствие необходимости поддерживать «культурную форму», а вследствие глубинного родства и общности «целей», «средств», «способов» и «поводов».
Но, когда мы приходим к такому выводу, и пытаемся обжиться в этом жёстком пространстве практицизма и сниженных понятий, вдруг, как бы невзначай, как бы без всякой связи с доминирующей тенденцией, где-то в углу мы встречаем две короткие строфы «Русского диалога».

Между садом грёз и погостом
Протори для ближнего тропку.

Проживи так скорбно и просто,
Чтобы смерть показалась раем.

Когда-то Ницше сказал, что он уже впитал в себя всю Европу, что он уже полон ею и готов нанести ответный удар (не цитата, но за точность передачи мысли ручаюсь). После этих слов он практически всю жизнь развенчивал европейский моральный и христианский миф, создавая учение сверхчеловека, который станет воплощением морали, но на новом уровне. Хвала Господу, Аинова не мыслитель, а художник, но процитированные строки, затерявшиеся в большом мире её нового «естественного человека», свидетельствуют только об одном, мораль не есть изобретение человечества, мораль так же абсолютна, как материя, и имеет, безусловно, божественное происхождение. Эти строки дают надежду на то, что новое поколение реализуется не только в рамках каждой отдельной личности, но и в масштабах государства, и в масштабах этноса и народа.
25.01.2007 года.