Как не поговорить о лирическом герое Леонида Борозенцева в «Холодном рубеже»?

Естественно, нужно вдаваться в некие формальности второго порядка , ибо нельзя высказать мысль о лирическом герое, не подразумевая образ автора в тексте, и наоборот, можно высказать мысль о психологии творчества винницкого поэта на основании рефлексий лирического героя.

В лирических смыслах творчества можно усматривать психологическую субстанцию «Я» во взаимодействии с «НЕ Я», но в отношении лирики Леонида Борозенцева такой подход был бы слишком субъективен. И вот почему. В непрямом смысле творчеству поэта присущи мотивы одиночества, но в прямом значении их установить не удается, так как язык лирического героя находится на очень высоком уровне метафоризации. Такой своеобразный лирический сдвиг свидетельствует  о авторском поиске не буквальных значений и смыслов, а о находках воображаемых субстанций в языке, в строений слов, в семантике словосочетаний.
О чем говорит поэзия Леонида Борозенцева? - О  креативном поиске в метафорах, в лирической интуиции, суггестии, медиуме того, что, как не стараться,  а логическим путем не установишь. Вот это «второе зрение» определяет психологию лирического героя «Холодного рубежа».
В лирике Леонида Борозенцева присутствует значительный "контент" для понимания лирического образа,  его художественного воображения  - образа спутника автора -  уникального голоса, субстанции отрицания «мертвого Я». Кстати, в контексте возражения  автор всегда находит второй смысл, второе значение и подразумевает в нем страх «живого Я».

Млечный голос цикад окатил меня ночью волной,
Как двурогая ветка прижал лепестками своими
И вонзился в усталое сердце десятками крошечных жал –
Эпизодов приглушенных памяти лунного Крыма.

или

А голос сыпался по мраморным ступеням,
Цепляясь стоном за чернеющих прохожих,
Срываясь в шепот и беззвучное моленье,
Уже не веря, что хоть кто-нибудь поможет.

или


А обернешься – силуэты и туман,
Знакомый голос непонятный полон дрожи…
Я узнаю его из сотен тысяч ран
И ужасаюсь: вы действительно похожи.

Психологический образ голоса для лирического героя вырисовывается во второе «Я», но ведь его сопутствует «звуковая тишина», ночь, иногда шепот, то есть образ голоса – это воображаемая метафора. Конечно, смысл такой метафоры меланхолически экспрессивен, вчитайтесь в смысловые сдвиги: «голос цикад окатил меня ночью» - а ведь ночью этот голос должен отсутствовать.
Слышать внутренний голос для поэта очень важно. А чтоб его слышать более чутко, поэту пригодится быть одиноким. Но лирическое одиночество граничит с небывалым страхом, и этот страх не за себя, а за свое «тайное» взаимодействие с «НЕ Я».

Страх. Не потому, что одинок –
Потому что одиноких миллионы.
Я – один из них – всего глоток
Из чужой беды неразделенной.

Лирическое откровение и авторское одиночество вскрыто в непрямом значении «миллионов» равнодушных ко всему героев. Отметим, что такая интуитивная метафоризация  существенно резко расставляет все причины «человеческих проблем» на свои места. Кажется, что мудрее и быть не может – решите проблему одиночества человека и все будут счастливы.
Психологическая палитра лирического образа в сборнике «Холодный рубеж» асимметрична, но какая асимметрия к пустоте может быть в лирике, если презумпция непрямого смысла, метафорического подтекста должна быть расшифрована читателем? Вот таким образом,  внутренняя полнота  и внутренняя многозначность, выстроенная по законам монтажа, в виде лирических клипов, символов, знаков:
А на дне – только мертвая гладь,
Только стон, только скрежет застылый.
Кто поможет теперь сосчитать,
Сколько букв от «святой» до «бескрылый».